Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

Зеленоватый от плесени потолок, прямо над головой голая лампочка. Он лежал неподвижно, словно на поверхности воды. Очень осторожно он разжал и сомкнул кулаки, вытянул руки. Потрогал голову – на одной стороне лба тугая повязка. «Я жив, – подумал он. – Жив».

Было приятно лежать на спине, не двигаясь, в полном бессилии. А что он мог сделать? Он в руках невидимых незнакомцев. Остается лишь ждать, когда они появятся. Снаружи доносились чьи-то шаги, один раз он услышал громкую перебранку, хотя слов не разобрал. На нем была свободная рубашка цвета хаки и мешковатые брюки, которых он никогда раньше не видел. Голова раскалывалась от боли, но он повернул ее чуть в сторону и увидел, что матрас расстелен на истертых циновках татами. В углу – низкий деревянный стол и эмалированное ведро. Видимо, где-то высоко над ним – зарешеченное окно, потому что на стену слева падали длинные размытые линии света и тени.

Дзюн лежал и смотрел, как тени медленно ползут по стене, и в мозгу стали всплывать обрывки воспоминаний – или сна? Он вспомнил, как сидел на жесткой деревянной скамье и какой-то мужчина – худой, в очках с золотой оправой – спрашивал: «Как тебя зовут? Как твое имя?» Ему смутно вспомнилось: он хочет достать из кармана куртки карточку моряка, но все куда-то исчезло. Куртка, карточка, кошелек с монетами – ничего этого нет. И он слышит свой голос: «Я – Камия Дзюн».

Прошло довольно много времени, и за дверью послышались звуки. Заскрежетали металлические засовы, послышался чей-то грудной кашель. Дверь распахнулась, и в комнату вошел крепкий мужчина с подносом, на котором стояли две металлические миски.

– Встать! – приказал мужчина.

К своему удивлению, Дзюн исполнил команду. Он застонал от боли в ребрах, но все-таки встал и оперся о стену. Свет за окном померк, осталась лишь тусклая одинокая лампочка, и углы комнаты погрузились в глубокий мрак.

– Я в тюрьме? – спросил он.

– Ты в камере предварительного заключения, полицейское управление Аомори, – ответил мужчина.

– Почему?

– Тебя подозревают в том, что ты попал сюда нелегально, на судне, – последовал ответ.

Мужчина поставил поднос на стол так грубо, что из одной миски выплеснулась жидкость. Дзюн уловил соблазнительный запах куриного бульона.

– Ну, – осторожно произнес Дзюн, – и что дальше?

– Ешь и ложись спать, – ответил мужчина. А потом, уже не так уверенно: – За тобой придут в понедельник утром.

Это когда? Ведь Дзюн понятия не имел, какой нынче день недели.

* * *

Дзюн провел в камере четыре дня, лежа на матрасе и глядя на стены и потолок. Иногда он спал, иногда в голове проносились разные сцены из его жизни на Карафуто. Он вспоминал мясистые, добродушные лица русских соседей его семьи, Зимниковых – тети и дяди Зима, как называли их Дзюн и его сестра Киё, – они жили на Карафуто с незапамятных времен и рассказывали им истории о прежних временах, до прихода японцев. Дзюну и Киё казалось, что дядя Зима с клочковатой бородой знает об острове абсолютно все. Он показал им, где туземцы валили деревья, чтобы сделать каноэ, и где собирать самые большие белые грибы в форме цветка, чья пора наступает осенью. Он помог Дзюну поймать его единственного питомца: пестрого черно-золотистого паука-ткача с восемью глазами, Чжун держал его в спичечном коробке, а мама и Киё кричали: убери эту мерзость! Дзюн выпустил его на заднем дворе в надежде, что он сплетет великолепную круглую паутину прямо над их скромной овощной грядкой. Но паук, конечно же, просто удрал в лес, плести паутину там, где ему удобно.

Он видел себя в компании других детей, как они скатывались на листах металла с крыши заброшенного склада угольной шахты прямо в сугроб. Дзюн слышал скрип колеса перегруженной ручной тележки – он, его мать и сестра тащатся сквозь летний зной к столице, Тоёхара, спасаясь от далекого грохота за спиной. Это наступала советская армия, чтобы вернуть себе эту рухнувшую японскую колонию. Вспомнилось, как он до одури играл в карты с Киё, когда они сидели на площади перед станцией Тоёхара, терпеливо ожидая поезда, который отвезет их на юг, в порт Одомари – туда, по слухам, должны были прийти корабли, чтобы вывезти их в Японию. Киё все время выигрывала, и Дзюн злился.

Образы мелькали в голове, когда он погружался в полудрему. Каждое утро и вечер приходил один и тот же угрюмый человек с двумя мисками: бульон и смесь риса с перловкой.

Но на пятое утро, когда он уже решил, что завтрак, наверное, запаздывает, дверь камеры распахнулась и на пороге появились двое незнакомых мужчин. Выглядели они как европейцы, и Дзюн машинально поздоровался с ними по-русски. Один был помоложе, на взгляд Дзюна, лет двадцати пяти, со светло-каштановыми волосами и забавными усиками. Другой – постарше и покрепче. На обоих гражданская одежда: твидовый пиджак и шерстяной свитер.

«Здравствуйте» Дзюна было встречено пустыми взглядами, но потом тот, что младше, перешел на японский, понятный, хотя и с сильным акцентом. Американцы, догадался Дзюн.

– Пойдешь с нами, – сказал младший, словно и не приказывая, а полушутя, будто приглашал Дзюна выпить в местном баре.

Дзюн пошел за американцами по длинному коридору, где вдоль стен, глядя на них, молча стояли группы печальных мужчин. Потом главная дверь распахнулась, и они окунулись в яркий солнечный день.

Широкая торговая улица походила на цветные виды Японии в серии книг об Империи, которые Дзюну давала учительница в последний год учебы в школе. Женщины в белых фартуках поверх темных кимоно, мальчишки-разносчики на велосипедах, школьники стройной шеренгой идут на экскурсию. Они миновали часовую мастерскую, обувной магазин и ресторанчик, где у входа стоял гипсовый барсук в соломенной шляпе. В тени зданий все еще лежали сугробы, и, хотя солнце светило вовсю, в воздухе было холодно. Американцы шли по обе стороны от него, судя по всему, без оружия. Можно убежать. Но куда? Бежать ему было некуда.

– Куда вы меня ведете? – спросил он того, что помоложе.

– Увидишь.

Они свернули на боковую улочку, обогнули замусоренную стройплощадку и подошли к воротам, от которых тропинка через сад с аккуратно подстриженными кустами привела их к весьма красивому старому деревянному дому. От улицы его скрывала высокая бетонная ограда, никаких табличек у двери не было. Недоумевая, Дзюн в сопровождении двух американцев прошел в большую прихожую, где стояла тяжелая кабинетная мебель и несколько металлических картотечных шкафов. Шторы были задернуты, но комнату заливал яркий свет ламп. На столе в центре стоял металлический поднос с высокой стопкой картонных папок и странный аппарат,