Эффект искаженных желаний - Юлия Ефимова

– Куда деньги-то потратишь, – спросила его Ольга снисходительно. Низкорослый эвенк не выглядел смышленым и потому вызывал у нее лишь насмешку.

Но неожиданно парень ответил весьма разумно:

– К красным партизанам хочу пойти, они борются, чтоб власть была у народа, вот и помогать им хочу. Чтоб все хорошо жили – и сестры мои, и братья, чтоб все равны были. При большевиках, говорят, все смогут учиться грамоте и деньги получать за работу такие, что жить можно будет безбедно. Представляете, вот не будет бедных и богатых, все будут равны.

– Не бывать такому никогда, – вздохнула Ольга. – Выдумка все это.

Она хотела добавить, для таких, как ты, недалеких, но промолчала.

– В Хабаровске я на днях был, – не обращая внимания на ее слова, продолжал рассказывать молодой эвенк. – Обоз с пушниной сторожить нанимался, так там шепчутся, что в столицу-то власть советская уже пришла, и нам пора тоже помогать большевикам. У нас пока только красные партизаны, да слабы они еще, вот помочь им и надо.

– Видела я ту власть, ничего в ней хорошего, – тихо, чтоб ее проводник не услышал, пробормотала Ольга, а громче добавила: – Да чем ты им поможешь? Вон ты какой маленький да щуплый.

– Это не важно, – сказал молодой человек уверенно. – Я охотник хороший, значит, и солдатом буду тоже хорошим.

– Так, а деньги тебе зачем? – повторила свой вопрос Ольга.

– Сначала надо обувь купить, – ответил эвенк вполне серьезно, – иначе как воевать? – сказал он так словно бы его пассажирка сказала какую-то глупость.

Ольгу ответ устроил. У человека есть мечта, есть идеалы, есть цель, а значит, человек не пустой.

Со временем она стала ценить в людях способность мечтать. В молодости это казалось ерундой, но сейчас пришло понимание, что достойный человек должен, нет, просто обязан иметь мечту. И вот по ней, по этой самой пресловутой мечте можно судить о том, хороший человек или плохой.

Отсидев свой срок, Ольга вновь окунулась в воровской мир. Теперь уже все было по-взрослому, никаких мук совести и безопасных планов. Что-то сломалось в ней, сломалось там, на каторге, и уже не было прежней девушки. Она по-прежнему искала своего Николеньку Гусара, но тот словно сквозь землю провалился.

Чем ближе становился знакомый берег, тем сильнее ныло сердце, разрываясь от боли.

Полгода назад ее нашел адвокат, тот самый, что защищал ее после возвращения из Америки, и добился тогда для нее минимального срока. С их последней встречи прошло десять лет. Он возмужал и стал еще самоуверенней и красивее, чего нельзя было сказать про Ольгу.

У этого мужчины был талант не только в адвокатской деятельности, но, видимо, и в том, чтобы находить людей, потому как Ольга к тому времени совсем опустилась и, устав от тюрем, торговала на рынке квашеной капустой. Ну конечно же, кроме капусты она торговала и краденым, но это было исключительно для души. Десять лет бурной жизни вселенской усталостью отпечатались на лице сорокадевятилетней женщины, и узнать ее теперь было очень трудно, но он смог.

– Приветствую вас, – сказал Герман Иванович, приподняв шляпу. – Вы по-прежнему Софья Бек или вновь Ольга фон Штейн? Мне все равно, просто это необходимо для оформления документов, – по-деловому начал он.

Поняв, что на сегодня торговля закончилась, Ольга махнула мальчишкам, что были у нее на подхвате. Они утром приносили, а вечером возвращали на место непроданный товар, причем как капусту, так и основной, и, молча кивнув ожидающему адвокату, направилась в маленькую комнату, что снимала неподалеку.

– Говори, зачем пришел? – сказала она грубо, не ожидая от гостя из прошлого ничего хорошего.

– Так как я могу к вам обращаться? – повторил свой вопрос Герман Иванович, взглянув на стул, что поставила перед ним Ольга, но не стал садиться, боясь испачкать свое дорогое светлое пальто.

– Как и раньше, – дернула плечом Ольга, – Софья Бек.

– Замечательно! – почему-то обрадовался адвокат. – Дорогая Софья Бек, я пришел к вам с печальным известием. В Америке, в городе Нью-Йорк, недавно умерла ваша знакомая. Ее имя вам ни о чем не скажет, но я все же обязан его произнести – ее звали Мэри Браун.

– Я знаю, о ком вы говорите, – перебила его Ольга, – но не пойму, почему ее смерть должна меня волновать и зачем вы мне об этом сообщаете.

– Вот, – он протянул ей листок, – это завещание. Мадам Браун все свое имущество завещала вам. Это дом в Ист-Сайде, автомобиль, а также небольшой счет в банке Америки на десять тысяч долларов.

– Надо же, – усмехнулась Ольга, – не ожидала от старухи такой щедрости. Мелочь, конечно, а приятно, – она постаралась не показать, какие большие это теперь для нее деньги.

– И вот еще, – на этот раз Герман Иванович положил перед Ольгой конверт. Она переводила взгляд с запечатанного послания на адвоката, не решаясь его открыть.

– Давайте вы, – попросила она.

Сейчас Ольга не знала, почему так боялась тогда прочесть это послание, возможно, она всю свою жизнь догадывалась о том, что перед смертью решила рассказать Сонька, чтоб облегчить свою душу, а может быть, просто бабское предчувствие сыграло, но конверт как приговор лежал на столе, и не было сил взять его в руки.

– «Здравствуй, девка, теперь уж не знаю, как ты зовешься, но я по старой памяти буду звать тебя Софьей. Пишу письмо тебе уже очень сильно болея и, скорее всего, скоро отправлюсь я держать ответ перед Господом, а держать есть за что, и тебе как никому это дополнено известно», – прочитал Герман Иванович и взглянул на Ольгу, словно спрашивая, читать ли далее.

– Продолжайте, – сказала она, чувствуя, что все еще впереди.

– «Хочу покаяться перед тобой, – продолжил вслух читать адвокат, и Ольга громко и тяжело вздохнула – Когда мы убегали из Сонькиного пупа и я отправила тебя готовить повозку, именно в тот момент пришел твой Николенька Гусар. Талисман твой все-таки работает, верь ему, выполнил он желание, вернулся твой ненаглядный. Узнав от меня, что наступил день икс, Николенька помог напоить девок и даже переложил двух в наши кровати.

«Ну, теперь надо их поджечь» – сказала я, наблюдая за его реакцией, на предложение заживо сжечь двадцать молодых душ, и знаешь, ни один мускул не дрогнул на его красивом лице.

«Керосин где?» – только и спросил он меня тогда.

Именно в тот момент я и поняла, что спасать тебя надо, девка, именно так, без сожаления и сомнения он и тебя когда-нибудь