Синдром пустоты - Эдуард Сероусов

– Отведите их в подвал, – приказал Рогов. – Я подумаю, как лучше от них избавиться. И сотрите эту запись, немедленно!

Но камера продолжала записывать, молчаливый свидетель всего происходящего.

Нас вывели из кабинета и повели по коридору. Я переглянулся с Верой – она кивнула, готовая к следующему шагу нашего отчаянного плана.

Когда мы проходили мимо ванной комнаты, я внезапно застонал и согнулся пополам:

– Мне нужно… срочно… – я изобразил рвотные позывы.

– Черт с тобой, – выругался Степан. – Только быстро.

Он втолкнул меня в ванную, оставив дверь приоткрытой, чтобы следить за мной.

Я склонился над унитазом, делая вид, что меня рвет, а сам лихорадочно искал взглядом то, что было частью нашего плана. И нашел – маленькое окно, достаточно широкое, чтобы через него мог пролезть человек.

– Быстрее! – рявкнул Степан из-за двери.

– Секунду, – простонал я, незаметно поворачивая защелку на окне. – Меня сейчас вывернет наизнанку.

Вера тоже сыграла свою роль – внезапно вскрикнула и начала оседать на пол, изображая потерю сознания. Охранники отвлеклись на неё, а Степан на секунду повернул голову.

Этой секунды мне хватило. Я распахнул окно и, в три быстрых движения, выбрался наружу. Холодный воздух ударил в лицо. Я услышал крики и ругань за спиной, но не оглядывался. Побежал к лесу, надеясь, что Вера сможет выиграть нам немного времени своей притворной потерей сознания.

Я бежал сквозь деревья, не разбирая дороги, движимый страхом, адреналином и кокаином. Позади слышались крики и топот – погоня началась.

Глава 18: На дне

Знаете, что самое странное в бегстве? Не страх, не адреналин, не постоянное ожидание поимки. Самое странное – это мысли, которые приходят в голову в такие моменты. Неуместные, нелогичные, словно часть тебя отказывается признавать серьезность ситуации.

Я бежал через лес, преследуемый людьми Рогова, а в голове крутилась дурацкая песня из рекламы шоколадного батончика. Сюрреалистично? Безусловно. Но мозг цепляется за любую нормальность, когда реальность становится слишком безумной.

Ноги скользили по мокрой от недавнего дождя опавшей листве. Легкие горели, сердце колотилось с такой силой, что, казалось, вот-вот проломит грудную клетку. Но остановиться я не мог. Позади слышались голоса преследователей, треск веток под их ногами. Они приближались.

Я не знал, куда бегу. Не имел ни карты, ни компаса, ни даже примерного представления о том, где находится ближайший населенный пункт. Просто бежал, надеясь, что рано или поздно лес закончится, и я выйду к дороге, к людям, к безопасности.

Темнело. Ноябрьские сумерки наступали быстро, превращая лес в декорацию к фильму ужасов. Тени удлинялись, звуки становились громче и зловещее. Или мне так казалось из-за паранойи и усталости.

Я спотыкнулся о корень и упал, больно ударившись о землю. Дыхание сбилось окончательно, в боку кололо так, будто меня проткнули раскаленным прутом. Я лежал, вжавшись в холодную землю, боясь пошевелиться, прислушиваясь к звукам преследования.

Голоса стали тише. Они удалялись. Каким-то чудом я оторвался от погони, или они просто пошли в другом направлении. В любом случае, это была временная передышка.

Я с трудом поднялся на ноги. Куда идти? Кокаин выветривался, оставляя после себя опустошение и дрожь во всем теле. Эйфория сменялась паникой и отчаянием.

Вера. Я бросил её там, в доме Рогова. Выбрался сам, воспользовавшись её помощью, её отвлекающим маневром. Что с ней сейчас? Жива ли она вообще?

Мысль о том, что Вера может быть мертва из-за меня, была невыносимой. После Соколова, после всех ошибок и предательств, я не мог допустить еще одну смерть на своей совести.

Нужно было вернуться за ней. Но как? Безоружный, измотанный, без малейшего шанса против охраны Рогова. Это было бы самоубийством. И всё же я не мог просто бросить её.

Я огляделся, пытаясь сориентироваться в сгущающейся темноте. Небо было затянуто тучами, ни звезд, ни луны – ничего, что могло бы помочь определить направление. Я решил идти туда, где деревья становились реже, надеясь, что это приведет меня к дороге или поселку.

Шел я медленно, стараясь не шуметь, прислушиваясь к каждому звуку. Холод пробирал до костей – тонкая рубашка и пиджак не защищали от промозглой ноябрьской погоды. Я дрожал, но продолжал идти, понимая, что остановка означает верную смерть от переохлаждения.

Через что мне казалось вечностью, деревья расступились, и я вышел на небольшую поляну. В центре стоял старый охотничий домик – маленькая бревенчатая хижина с покосившейся крышей и единственным тусклым окошком.

Я замер, раздумывая. Домик мог принадлежать Рогову или его людям. Или другим охотникам, которые могли бы мне помочь. Или быть давно заброшенным. Риск был огромным, но альтернатива – провести ночь в холодном лесу – казалась еще хуже.

Осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, я подкрался к окну и заглянул внутрь. Домик выглядел пустым и заброшенным. Старая печка, грубо сколоченный стол, пара стульев, узкая кровать у стены. Никаких признаков недавнего присутствия людей.

Дверь оказалась не заперта. Я проскользнул внутрь, закрыл её за собой и только тогда позволил себе немного расслабиться. По крайней мере, здесь я был защищен от ветра и дождя, который начал накрапывать.

В домике было холодно, но всё же теплее, чем снаружи. Я проверил печку – внутри обнаружились остатки старых поленьев и даже немного щепок для растопки. Рядом лежали спички.

«Повезло», – подумал я, разжигая огонь. Маленькое пламя медленно разгоралось, даря слабое тепло и свет.

Я осмотрел домик внимательнее. На полке нашлись консервы – старые, но, судя по виду банок, всё еще пригодные к употреблению. Была даже бутылка с водой, пыльная, но запечатанная.

Я открыл консервы – тушенка, не первой свежести, но в моем положении выбирать не приходилось – и съел их прямо из банки, запивая водой. Еда немного успокоила дрожь в теле, но не дрожь в мыслях.

Что делать дальше? Как спасти Веру? Как добраться до цивилизации? И даже если я доберусь, что потом? Куда идти, где скрываться? У меня не было ни денег, ни документов, ни друзей, которым я мог бы доверять.

Тревожные мысли роились в голове, не давая сосредоточиться. Я чувствовал, как подступает знакомое ощущение – потребность в забвении, в химическом утешении, которое всегда было моим способом справляться с проблемами.

В кармане пиджака нашлась маленькая металлическая фляжка, которую я прихватил из бара Рогова перед нашим побегом. Виски – дорогой, односолодовый, выдержанный. Ирония судьбы – я пил элитный алкоголь в заброшенной хижине, скрываясь от людей,