Монстр из Арденнского леса - Ника Элаф

Он подошел к окну, вгляделся в темноту. Даже не смотря на часы, он мог сказать, что сейчас где-то половина четвертого утра. Время чудовищ, час быка. Час минотавра, выбивающего рогами запертую дверь в лабиринте и выбегающего навстречу своей жертве…

Это все слова Эвы. Они послужили триггером. И весь этот вечер с вальсом и ликером, и то, что он узнал про Янссенс. Все сложилось одно к одному, и вот ему снова снятся кошмары – красные следы от пальцев на шее.

У Беатрис соскользнул платок, и все увидели…

Наверное, Эва и рассказала матери про деда. Конечно, она. Не могла не поделиться такой пикантной подробностью. А мать… ведь говорила тогда об этом с отцом? Марк закрыл глаза, пытаясь вспомнить подробности случайно подслушанного разговора, но все, как обычно, было размыто. Кажется, он был тогда еще подростком, который только-только начал интересоваться девочками: угловатым неловким мальчишкой, вдруг сильно вымахавшим так, что ему пока еще трудно было управлять этим непослушным, почти взрослым телом. Ему было неловко, неудобно, тяжело с самим собой, его пугал собственный темперамент, ни с того ни с сего возникающее возбуждение, с которым он не знал еще, как справляться. И испуганный шепот матери: «Это наследственное», – эхом отдавался в ушах, когда он понял, что речь идет не просто о психической нестабильности, а, возможно, о перверсии. Извращении…

Ему снились то ли кошмары, то ли эротические сны о том, как он тоже становится таким неуправляемым чудовищем, как дед, зверем, вышедшим на охоту. Да, должно быть, мать как-то об этом упомянула, иначе откуда взялись эти навязчивые образы? Он ни о чем таком тогда не читал, ничего такого не смотрел. Или читал, но забыл? Полно ведь упоминаний и в литературе, и в кино. Может быть, даже увидел что-то такое в порно… Впрочем, Марк тогда не пытался воплотить эти фантазии в реальности, не то из страха, не то… не то потому, что ни одна из его подружек не возбуждала его настолько, чтобы крышу окончательно снесло. Снесло ли у него крышу от Сандрин? Или дело было в алкоголе и стимуляторах? Почему вдруг с ним это случилось, отчего такое произошло – из-за этих красных туфель, этого чокера на шее, из-за странного, невозможного попадания в образ, которого он так боялся? Или образ и страх перед красными туфлями возникли уже потом, после истории с Сандрин? Марк не помнил.

А может, дело было в том, что тогда он в первый раз дошел до края. В тот год, кажется, все резко стало хуже: образы навязчивее, конкретнее, страшнее, хотя он пытался от этого избавиться, вылечиться, убежать. Говорил об этом с врачом? Или нет? Память ни к черту… Впрочем, неудивительно.

Марк затушил докуренную сигарету в пепельнице и пошел в гостиную. Здесь было проще. Окна выходили на восток, и потому казалось, что небо уже светлеет, хотя до рассвета еще было далеко.

«Первое декабря», – вспомнил он.

Ноябрь кончился. Началась зима.

Марк сел в кресло, то самое, в котором в тот вечер сидела Янссенс. Поглаживая пальцем нитку, попытался дышать спокойно и размеренно. Да, если не спать, значит…

Значит, можно подумать о том, что Жанна приедет сюда совсем скоро, как только Янссенс даст добро на выдачу останков родственникам. Надо вызвать клининг, привести дом в порядок. Найти кейтеринг – наверняка мать захочет устроить поминки. А еще… позвонить с утра Жану. И попросить, чтобы его криминалистка осталась тут еще хотя бы на некоторое время.

* * *

– Я договорился с Лораном, он нас ждет, – сказал Марк, протягивая Янссенс кофе.

Черт, руку неприятно дернуло. Видимо, оттого, что все-таки задремал в кресле в гостиной в неудобной позе.

Янссенс тоже выглядела осунувшейся, как будто плохо спала, и он чувствовал ее нервозность. Словно накануне что-то случилось, но она пытается держаться. Ну да, случилось – как раз вчера. Следовало ожидать, что эта история с хамством Анри ее не отпустит за один день, учитывая ее прошлое.

– Нас? – спросила девчонка удивленно.

– Ну да. Или у вас были другие планы?

Она все-таки слабо улыбнулась:

– Нет, я просто… официальное заключение почти готово. Значит…

– Вас уже вызвали обратно?

– Нет.

– Значит, пока все остается как есть.

И все останется как есть. Жертва того стоила. Этот звонок Жану – когда Марка буквально трясло от унижения и отвращения к самому себе – купил ему еще как минимум месяц. Может, и больше, если расследование затянется. Он просто не мог сейчас ее отпустить. В этом было что-то животное, звериное, как будто он чуял – иррационально, необъяснимо – чуял, что ему надо оставить ее здесь. Что только так будет правильно. Здесь, сейчас, рядом. И точка.

Но при этом рациональная часть диктовала совсем другое. Девчонке надо держаться от него подальше. Ему надо держать ее от себя подальше, пока что-нибудь не произошло. Черт… Марк даже подумал позвонить психиатру, снова начать всю эту бодягу с подбором препаратов, хотя уже зарекался снова в это влезать. Вернуться на путь добродетели, подумать только! Из-за Янссенс, смешно…

Девчонка кивнула и пригубила кофе.

– Так вот, сначала Лоран. Надо поговорить с ним про эти увлечения моего деда и ван ден Берга, раз он тоже в этом участвовал. Потом, если вы все еще мне помогаете… – Марк сделал паузу, давая ей возможность возразить, но она промолчала и снова кивнула, – займемся принтерами. Вот список, я сделал вам копию. Мы должны управиться быстро, основное время уйдет на дорогу. Но можно не торопиться. Кофе – это святое.

* * *

Они устроились на высоких барных стульях у стойки, на которую Лоран, ни слова ни говоря, поставил две чашки горячего шоколада и корзиночку с печеньем. Он запер дверь изнутри, повесил табличку «Закрыто», чтобы никто не помешал, а после вернулся за стойку. Вздохнул, глядя поверх их голов, поверх натянутой под потолком новогодней гирлянды, как будто не видел их перед собой, а всматривался в прошлое.

– Да… мы тогда все увлекались… этими восточными учениями, язычеством, в общем, всякой мистикой. Все хотели выйти за пределы материализма, найти какие-то ответы на вопросы. А тут еще и лес. Так что сформировали из этого всего свою… религию, если можно так назвать. Свое мировоззрение. Точнее, кто-то и правда верил во все это, а кто-то просто хотел попасть в круг избранных. Считаться членом нашего братства.

– Ты был из вторых? – спросил