Призрак Сомерсет-Парка - Б. Р. Майерс

– У вас такие красивые волосы, что никто больше ничего не заметит, – сказала она.

Когда я вошла в гостиную, мистер Пембертон и Уильям сидели в креслах, не обращая внимания друг на друга. При моем появлении оба встали. Не знаю, как мне удалось дойти до ближайшего кресла, поскольку ноги у меня будто окаменели.

– Приятно наконец увидеться с вами, мисс Тиммонс, – сказал Уильям, хотя отталкивающие интонации в его голосе свидетельствовали скорее об обратном. Он смотрел на что-то у меня за плечом. Я повернулась и увидела Флору, которая сделала книксен. Она вручила мне белую шаль, снова присела и вышла из гостиной.

Уильям откинулся на спинку кресла и продолжил:

– Сегодня Сомерсет-Парк постигла беда. Боюсь, мы не можем обеспечить вам здесь надежное убежище. – Он был чисто выбрит, одежда отутюжена, но жестокость во взгляде мистера Саттерли намекала на мрачную подоплеку. Не знаю, что он имел в виду: убежище от полиции или от того, кто напал на миссис Донован. Казалось, приятельские отношения, что зародились меж нами в комнате Одры, были забыты. Я задумалась: не выпивка ли притупила ему память о нашей беседе…

Мистер Пембертон фыркнул себе под нос.

– Никто не покинет Сомерсет, – сказал он. – Особенно мисс Тиммонс. – Он покручивал маленький золотой перстень.

По этому жесту я сразу поняла, что он тревожится, а это в свой черед заставило тревожиться меня.

Приглушенный свет серого утра придавал всему в комнате пепельный оттенок: даже золотистые обои казались бледными и выцветшими. Лепнина, что украшала потолок, и карнизы будто потрескались и грозили вот-вот обвалиться нам на головы.

Вошел доктор Барнаби и устало приветствовал собравшихся. Он опустился в кресло рядом с моим. Его светло-каштановые волосы почти стояли дыбом, а под глазами залегли тени.

– Как она? – спросил Уильям. – Когда можно будет ее навестить? – В его голосе слышалось нетерпение.

Покачав головой, доктор Барнаби ответил:

– Я дал ей успокоительное, чтобы она отдохнула. С ней была истерика.

Уильям поморщился.

– Она объяснила, как оказалась на улице среди ночи?

– Она получила анонимное послание: ее попросили встретиться снаружи и пообещали поделиться секретными сведениями об Одре. Вам известно, как миссис Донован была ей предана. И как ни глупо, она отправилась туда одна. – Доктор вздохнул и запустил руку в волосы. – Должно быть, к ней подошли сзади. Она не припоминает, что кого-то видела перед нападением. Что подтверждает ужасная шишка у нее на затылке. Но рана выглядит прелюбопытно. Не представляю, какой предмет мог оставить след такой неповторимой формы.

– Анонимное послание? – переспросил мистер Пембертон. – Это невозможно. Вся корреспонденция проходит через Бромуэлла. Если бы на конверте не было обратного адреса, это бы его насторожило.

– Хотите сказать, что миссис Донован лжет? – резко заметил Уильям.

Доктор Барнаби успокаивающе поднял руку.

– Записку подсунули под дверь ее спальни после полуночи. Миссис Донован сказала, что ее разбудил стук.

– Значит, это тот, кто вхож в дом, – хмыкнул Уильям, повернувшись в мою сторону.

Я не произнесла ни слова, предпочитая рассматривать узор кружев на манжетах. Пальцы ног в тесных туфлях ломило.

– Даже вы, доктор, – продолжил Уильям, язвительно ухмыльнувшись. – У вас все еще есть собственный ключ, если не ошибаюсь.

– Положа руку на сердце, – со вздохом ответил доктор, – полицейского сыщика из вас бы не вышло. Нынче утром до пяти часов я принимал роды в деревне. Я только добрался домой, когда ваш конюх постучал ко мне в дверь.

Мистер Пембертон с сочувствием посмотрел на друга.

– И все равно приходский констебль пожелает переговорить с каждым из нас, когда закончит опрашивать слуг.

Я положила руку на горло, представив, как его охватывает петля. Деревенский полисмен или городской фараон – они всегда меня тревожили. А теперь, когда у меня в комнате спрятана пара грязных ботинок, в особенности.

Уильям снова повернулся ко мне.

– Из надежного источника мне известно, что вчера вечером у вас с миссис Донован вышла стычка. Возможно, вы хотели должным образом сделать ей предупреждение. Вот, значит, как улаживают вопросы в вашем районе Лондона? – Он подался вперед, сверля меня взглядом.

– Прошу прощения? – переспросила я. То, что Уильям говорил обиняками, а не обвинял прямо, только сильнее приводило меня в бешенство. Трус.

– Вы не отрицаете, что прошлым вечером поссорились с миссис Донован?

Я не ответила. Не хотелось делиться сведениями, которые можно было бы вменить мне в вину.

– Ваше молчание может приравниваться к признанию, – почти торжественно объявил Уильям.

Мистер Пембертон заговорил громко, но сдержанно, в противовес пылким обвинениям Уильяма.

– Желаете заявить, что мисс Тиммонс имеет отношение к нападению на миссис Донован? В таком случае немедленно предъявите веские доказательства или бросьте это дело. И если вы подумываете внушить этот несусветный вздор констеблю, знайте: я предупредил его о ваших ритуалах ночных возлияний. Алкоголь туманит разум. Свидетельство пьяницы вряд ли сочтут достоверным.

Услышав, как он отстаивает меня, я вдруг ощутила прилив мужества. И понадеялась, что он делал это искренне.

Уильям зло поджал губы.

Доктор Барнаби подался вперед, уперевшись локтями в колени.

– Я был бы не прочь позавтракать, пока мы ждем констебля, – сказал он. – Или хотя бы выпить крепкого кофе.

Мистер Пембертон потянул за бархатный шнур в углу. Мгновение спустя в гостиную вошел Бромуэлл.

– В столовой все готово, милорд. – Он поклонился. – Констебль закончил опрашивать слуг. Где ему вас дожидаться? В библиотеке?

– Нет, в портретной галерее. Отведите его туда сейчас же, пожалуйста. Я сразу же подойду, как только остальные перекусят.

Все мы поднялись, и он добавил, обращаясь ко мне:

– На два слова, мисс Тиммонс.

Мне ничего не оставалось, кроме как задержаться. И пусть я обрадовалась уходу Уильяма, правда колола глаза. Лишь один человек был способен выбраться из моей запертой комнаты и затем вернуться – я. Но я ничего об этом не помнила! Мне просто снился сон. Я застыла от ужаса. Утром мои мышцы болели. А вдруг это был не сон? Вдруг я снова ходила во сне? Миссис Донован угрожала мне, это точно. И последнее, о чем я думала, – желала ей зла.

Могла ли я так поступить? Да.

Я посмотрела в глаза мистеру Пембертону. Тот знал, что я способна на такое – и даже на кое-что похуже.

Глава 37

Леди Одра Линвуд

Запись в дневнике

Сомерсет-Парк,

10 марта 1852 года

Сегодня в библиотеке мистер Локхарт прочел завещание отца.

Я все еще без сил, когда пишу эти строки. Согласно его последней