Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов

махровый халат, подошел к окну и выглянул во двор. Но лучше бы он этого не делал! Сквозь сетку дождя он углядел знакомую худую и нескладную фигуру Булыжного. Широко выбрасывая тощие ноги, он шагал к приемному покою. В руках у него была авоська с мандаринами.

Митя отшатнулся от окна. Быстро вернулся к своей койке, скинув халат, лег, с головой укрылся грубошерстным одеялом. Как будто оно могло его защитить от всех напастей.

Через минуту выпростал расстроенное лицо наружу, и, наморщив выпуклый лоб, принялся размышлять.

Маловероятно, что Булыжный пришел с визитом к нему, к Мите, захотел порадовать его мандаринами. Скорее всего, цель его прихода — Нюша. На днях Митя увидел своего курьера через окно — ее вела по двору, бережно поддерживая под локоток, нянечка. Нюша шагала медленно, с трудом переставляя ноги, рука вытянута вперед, беспомощно ловит воздух. По странному стечению обстоятельств они с Нюшей оказались в одной больнице.

Итак, Булыжный со своими мандаринами, без всякого сомнения, явился к Нюше. Зачем? Откуда вдруг у этого циника и забулдыги такая любовь к одинокой старой женщине? Наверняка копает под него, под Митю. Пошепчется с Нюшей — и на собрание. Смотрите, мол, какой Лукошко деспот… До чего довел человека! До слепоты!

Митя поежился под своим кусачим одеялом. Вот подлец! И как верно рассчитал! Такие удары не парируются… Не будешь же в самом деле бить себя в грудь: я ее не обижал! Спросят Нюшу. А она будет молчать, затравленно озираясь вокруг, а потом разревется и закроет свое бледное лицо грязно-серым платком. Тут Мите и конец.

Не исключен и другой вариант. Выслушав излияния Нюши, этот хулиган ворвется к Мите и устроит вселенский скандал. Поэтому, когда в палату вошла сестра и сказала Мите: «К вам посетитель!», он вздрогнул и машинально залез с головой под одеяло. Но тревога оказалась ложной, пришла Нина.

Митя постарался придать своему лицу болезненный вид:

— Здравствуй, Нинуля. Садись…

Нина внимательно посмотрела на мужа. В полосатой, похожей на арестантскую, больничной пижаме, плохо выбритый, с растрепанной жидковатой шевелюрой, он показался ей жалким и чужим. И подумать только, этого человека она, Нина, могла заподозрить в неверности, стыдно сказать, даже всплакнула от обиды… Какая тут неверность, кому он нужен!

Впрочем, история с женским платком быстро разъяснилась. Ей позвонил Семен Григорьевич и сказал, что платок прислал по ошибке, на самом деле он принадлежит соседке Изольде. Ночевал же Митя в отцовской квартире, разумеется, один, тот человек, который передал ей платок, или все перепутал, или выдумал (к этому разговору Митя побудил отца звонком из больницы, но Нина этого, конечно, не знала).

— Что у тебя? — ей стоило труда проявить к нему сочувствие.

Митя закашлялся. Он не знал, что ответить. Проще всего было сослаться на застарелый невроз, требующий систематических обследований. Но не хотелось в глазах молодой и красивой жены выглядеть хроником. Сказать, что это с ним впервые, значит, придется подробно описать симптомы заболевания… А врать не хотелось. Поэтому он прикрыл глаза и слабым голосом произнес:

— Извини, но мне не хочется об этом говорить.

— Да, да, лежи спокойно, тебе, должно быть, вредно волноваться.

Нина говорила заботливые, успокоительные слова, но, странное дело, сострадания к нему не испытывала. Скорее — любопытство. Что же все-таки это за человек, которого судьба дала ей в мужья? Неужели она, неглупая, опытная женщина, в нем ошиблась?

— Митя, давно хотела спросить: как твой проект?

Слишком много надежд связала она в свое время с его работой, слишком сильно жаждала его успеха.

Митя как будто даже обрадовался, что она начала этот разговор. Высунув из-под одеяла руку, положил ее на теплое колено жены и быстро-быстро заговорил. Поведал о глупейшей истории с Нюшей. В неожиданной болезни этой женщины он, конечно, ничуть не виноват, но злыдень Булыжный не преминет использовать этот случай, против него, Мити.

— Он ведь только о том и думает, чтоб напакостить мне и занять мое место.

— Чем все-таки объясняется его столь явная нелюбовь к тебе?

Задавая этот вопрос, Нина, сама того не подозревая, хотела услышать от Мити, что все дело в ней, в страсти, которую она пробудила в Булыжном.

— Он завидует мне… Прежде всего тому, что у меня такая жена… Он и домой к нам заявился только для того, чтобы тебя увидеть!

Нина покраснела, как девочка, и отодвинулась от койки, убрав свое колено из-под Митиной руки.

— Что же делать?

— Слушай-ка! — внезапно Митя оживился, как будто ему только что пришла в голову неожиданная мысль. — А не поговорить ли тебе с этим типом?

— Мне? С ним? О чем?

— Объясни ему, что, нанося вред мне, он тем самым вредит тебе… Так ведь оно и есть, не правда ли? Скажи ему, что все понимают истинную подоплеку его действий, что уже пошли разговоры, что, сам того не желая, он бросает тень на твое доброе имя. Ну, ты найдешь, что сказать, не глупая.

У Нины вырвался жалобный возглас:

— Но почему я?

— В конце концов, весь этот сыр-бор загорелся из-за тебя. Разве не логично будет, если ты и потушишь пожар?

Где найти Булыжного? Самотека, 16, квартира 3. Митя заранее узнал в отделе кадров адрес своего недруга. Еще тогда, когда планировал первое нападение на него.

Нина ответила с неприязнью:

— Не знаю… Не обещаю… В этом есть что-то нехорошее. Что-то двусмысленное. Неужели ты не понимаешь?

— Вот и хорошо, подумай. Кстати, тебе пора… У нас сейчас обед. Гадость, конечно, но есть надо.

Нина поднялась со стула и, кивнув ему, в задумчивости вышла. Мысли ее были заняты странным поручением, которое ей дал Митя, — встретиться с Булыжным и уговорить его прекратить интриги. Тщательно все обдумав, Нина приняла твердое решение: она этого делать не будет. Подумать только: на какой шаг толкает ее муженек! Господи! Почему ей так не везет в жизни? В горле кипели слезы, но глаза были сухи. Что поделаешь, такая она уродилась. Не умеет плакать. С детства.

Митю навестил отец. Сын встретил его без радости. Вяло спросил:

— Фиников принес?

— Нет. Я с кладбища. Хоронил знакомого артиста.

— С чего это вдруг ты надумал таскаться по кладбищам? Нечего торопиться раньше времени, скоро все там будем! — он захихикал.

Семен Григорьевич сухо заметил:

— Ну, ты-то еще не скоро.

Митя легкомысленно бросил:

— Ну это еще неизвестно — кто раньше! Да, кстати, как там твоя новая картина «Святая Цецилия»? Еще не оценивал?

Семен Григорьевич покашлял в кулак:

— От картины пришлось отступиться…

Митя вытаращил глаза:

— Как отступиться? Продал? Тогда