Детектив Киёси Митараи - Содзи Симада

на связанную Леону. Ни двигаться, ни говорить она не могла и смотрела на Тофлера как зверек, просящий хозяина о милости. Наркотический угар прошел, и теперь он видел перед собой глаза обычной Леоны; из них катились слезы от кошмарного унижения, которому ее только что подвергли.

Внезапно Тофлер подскочил, как на пружинке, и, указывая на нее пальцем, с жаром заговорил:

– Взгляни на нее, Оливер! Как так можно…

Оливер медленно покачал головой, но ничего не ответил. Секунд десять режиссер постоял, а затем сел на край кровати и взял в руки волосы Леоны:

– Как они могли так с тобой поступить! Если б только я мог сейчас что-то сделать…

Он перевел взгляд на Оливера. В глазах художника-постановщика за черной оправой очков блестели слезы.

– Я знаю, что ты понимаешь меня, Оливер. Как же я восхищался талантом Леоны! Не встреть я ее, остался бы простым разнорабочим в Голливуде… Можешь ничего не говорить, не нужны мне банальные слова утешения. Я и сам понимаю, что весь мой талант – это красноречие и умение угождать большим шишкам.

Затем он вновь посмотрел на Леону.

– Я всегда с радостью шел на съемочную площадку, когда мы работали вместе. Но не только потому, что мне нравилось сидеть на стульчике со своим именем и с важным видом кричать «Мотор!». Мне нравилось, как она с улыбкой приветствовала нас, перекидывалась с нами парой шуток… Когда у меня бывало скверное настроение или я сомневался в своих силах, мне было достаточно ее фирменного «положись на меня» – и я сразу начинал верить, что у нас получится отличный фильм. Она всегда меня выручала. Да и многих в Голливуде тоже.

Тофлер вздохнул.

– Но сейчас все настолько серьезно, что я бессилен. Удивительно, правда? Я же главный на площадке! Хотя кое-что я все же предпринял. Ты бы тоже хотела, чтобы я так поступил. Но, боюсь, и это тебя уже не спасет… Скажу тебе одно, Леона. Чем бы все ни закончилось, даже если ты окажешься безумной преступницей, которая пошла по стопам отца, я всегда буду тебе благодарен.

Поворошив волосы Леоны рукой, Тофлер медленно поднялся и направился к Оливеру. Тот без слов развернулся и пошел впереди, играясь с фонариком. Вместе они спустились по лестнице.

– Было у Байрона одно стихотворение… – внезапно сказал Тофлер. – Точные строки уже не помню, но что-то вроде такого:

                        Конец! Все было только сном.

                        Нет света в будущем моем…

                        Ушли любовь, надежд сиянье…

                        О, если б и воспоминанье![359]

Режиссер горько улыбнулся:

– Только не заблуждайся на мой счет. Я говорю не о своих чувствах. У меня есть любимая жена и дети.

– А о чьих же?

– Леоны, – кратко усмехнулся Тофлер, задумчиво смотря куда-то в сторону.

Глава 18

Леона лежала на животе в мучительной позе и смотрела вперед – просто потому, что больше она никуда взглянуть не могла. Единственное, что она могла сделать, – развернуться на бок и снова улечься на животе. Связанные за спиной руки совершенно онемели. Если ее не развяжут в ближайшее время, то кожа может пораниться.

Действие наркотиков прошло, однако сознание по-прежнему было в тумане. Резко открывая глаза, Леона понимала, что только что смотрела сон, однако что именно ей снилось, вспомнить не могла. Хотя смутно ей казалось, будто он был хорошим.

В который раз она провалилась в беспамятство. Вокруг был пейзаж из камней и песка. По скалистой местности подобно муравьям перемещались толпы людей в ветхозаветных одеждах. Судя по их напуганным лицам, они от чего-то спасались. И вдруг Леона поняла, что она также бежит среди них. К ней развернулся мужчина, показавшийся ей старым добрым знакомым. Резко потянув ее за руку, он поторопил ее и строго-настрого запретил оборачиваться назад.

И тут Леона наконец осознала, что сейчас она сбегает из Содома, который Бог в гневе решил уничтожить. Еще она поняла, что человеком, который поманил ее, был Лот, а сама она была его женой. По преданию, Содом стоял на берегу Мертвого моря, хотя его точное месторасположение уже никому не известно. Леона и Лот шли в первых рядах толпы, поднимавшейся по трудной горной дороге. Солнце жарко светило, по телу струился пот.

Спустя долгое время беженцы достигли вершины горы. Под выступающей скалой была тень и прохлада. Лот предложил сделать привал, и люди облегченно стали присаживаться на землю.

С этой точки можно было окинуть взглядом весь Содом. Однако все сидели, повернувшись к городу спинами, и, следуя наказу, не смотрели на него. Вместо этого народ молча разглядывал Мертвое море, простиравшееся на противоположной от города стороне.

Леона сорвалась с места. За спиной ее окликнул муж, пытаясь ее остановить. Но Леона не послушалась. Она вдруг поняла, насколько ей хочется увидеть город, на который она до сих пор ни разу не взглянула. Побежав обратно, она добралась до утеса, с которого открывался вид на Содом.

Внизу до боли в глазах сверкал золотой город. Казалось, это был земной рай, при создании которого люди дали полную волю воображению. В середине города возвышалась величественная пирамида с золотой верхушкой. У Леоны затрепетало сердце: неужели это цветущее место, этот самый легендарный город сейчас будет рушиться?

Однако он был и средоточием разврата. Под этими золотыми крышами обитала знать, которая день и ночь предавалась плотским удовольствиям. Эти люди были исполнены гордыни, даже не задумываясь о том, что проводят время в праздности, и веря, что право на эти радости принадлежит лишь им одним. Половина девушек, проживавших в этом городе, были блудницами – телом и душой. Город разлагался.

От этих мыслей тело Леоны содрогнулось. Ей вспомнилось, что и она развлекалась в этом городе со многими мужчинами. Солнце висело на небе прямо над ней. В глазах на мгновение стало белым-бело, а затем пришла кромешная тьма. На долгое время она перестала видеть.

Тело Леоны превратилось в соляной столб. Из ее организма испарилась вся влага. Рука, которой она пыталась закрыться от слепящего света и испепеляющей жары, так и застыла в этом положении, превратившись в причудливую соляную ветку.

Но самым странным было то, что зрение Леоны мало-помалу восстанавливалось. На месте Содома образовалось огромное пухлое облако в форме гриба. Вначале оно было оранжевым, но в какой-то момент быстро стало белеть, начиная с основания. Облако уходило высоко в небо. Казалось, оно неподвижно зависло в воздухе, однако, хорошенько присмотревшись, можно было заметить, что оно медленно-медленно продолжает расти.

Раздался такой громкий звук, будто земля раскололась. Из Содома прокатилась волна сильного землетрясения. В середине города образовалось кольцо, которое расширялось со страшной скоростью и в мгновение ока долетело до Леоны. Она даже не успела перепугаться. Окружающий мир содрогался и тонул в оглушительном грохоте, полурасплавленные скалы рушились одна за другой.

Спустя, казалось, бесконечность раскаленная пыль наконец улеглась. Пошла вторая волна землетрясения. Окутанная пылью, Леона подняла взгляд в небо. Перед глазами возникли фигуры жителей Содома, бьющихся в агонии, пожираемых адским пламенем перед полуразваленными стенами городских домов.

От города остались лишь руины. Возвышавшаяся в его центре пирамида испарилась в небо. Широкие улицы превратились в алые реки с расплавленными камнями. Из-под облака, сквозь порывы раскаленного ветра медленно выбирались люди и направлялись к горной дороге, по которой ушел Лот. Их лица воспалились и кровоточили, на головах не было волос.

Леона хотела закричать, но голос ее не слушался. Открыв глаза, она поняла, что по-прежнему лежит с завязанным ртом на кровати в своей комнате. По лицу текли слезы, платок Эрвина, который ей запихнули в рот, насквозь промок. Слюна струйкой стекала ей на подбородок.

Послышался металлический лязг, и она напряглась. Наверное, кто-то вернулся! Сейчас она уже вела себя тихо, так что, возможно, ее развяжут. Если откажутся, она попросит хотя бы отвязать ноги от рук, чтобы было не так больно. Сейчас ей было даже сложно дышать. Спина болела, плакать уже не осталось сил.

Снова что-то лязгнуло. Леона усиленно пыталась понять,