Проклятие Желтого императора - Юнь Хуянь

Она спрашивала бабушку, почему они так говорят, и бабушка всегда сердито отвечала:

– Не слушай чепуху, которую говорят эти маленькие негодники!

Сегодня, когда Хуянь Юнь повторил их слова, она твердо поверила, что это правда. Возможно, дети многого не понимают, но они поразительно точно могут отделять правду от лжи.

Бабушка не родная, дедушка не родной, младший брат тоже; можно сказать, она не ровня даже битым кирпичам, расколотой черепице и траве, выросшей на них; ей не на что опереться, у нее нет корней… С этого дня Лэй Жун стала еще более скромной, стала еще чаще уступать, даже в ущерб себе, никогда сама ничего не просила, не требовала, и, наоборот, когда другим что-то было нужно, даже если у нее отбирали силой, она терпела все молча.

Когда взрослые хвалили ее хороший характер, только бабушка видела плещущееся в ее зрачках горе, ведь эту выдержку и терпение она взрастила в себе исключительно для того, чтобы не утратить последнее достоинство и отвергнуть жалость. Не слишком ли жестоко для пятилетней болезненной девочки?

В результате часто случалось так: когда Лэй Жун с бабушкой ходили за покупками, стоило девочке задержать взгляд на каких-то сладостях, игрушках, красивой одежде, на следующее утро она с удивлением обнаруживала их лежащими рядом со своей кроватью. Когда Лэй Жун слышала за дверью стрекотание бабушкиной швейной машинки, слезы беззвучно катились у нее по щекам.

Но все же от слова «приемыш» на душе у ребенка остается слишком глубокая рана, и за много лет эта рана так и не затянулась.

В младшей школе пометка «временный ученик» заставляла Лэй Жун все время ощущать свою неполноценность, жить как мышь, забившаяся в уголок в классе. В начале средней школы Лэй Жун перестала быть прежней тихоней. Вероятно, дело было в физических изменениях, связанных с приходом юности, а возможно, в меняющемся характере – так изломы ветвей дикой сливы встречают освобождение, которое дарует им приход весны. Каждый день она проводила в компании мальчишек-хулиганов из школы. Когда бабушка узнала об этом, хорошенько отчитала ее. Бабушка не училась в школе, ее грамотности хватало только на то, чтобы написать свое имя, поэтому, когда она ругалась, все время повторяла: «Если ты сейчас не будешь учиться, что потом будешь делать?» Лэй Жун не обращала на нее никакого внимания, часто бросаясь словами, которые вонзались в сердце бабушки острыми кинжалами.

Оказалось, если ночи напролет читать романтические истории и играть в компьютерные игры, то единственный результат, которого можно добиться, – это постепенное и синхронное снижение успеваемости и остроты зрения. Бабушка решила, что так дальше продолжаться не может, и отвела Лэй Жун на прием в ближайшую клинику традиционной медицины «поставить бобы»[83].

Пожилой врач с вытянутым лицом, прищурившись и пользуясь пинцетом, приклеил на ухо Лэй Жун несколько кусочков пластыря с маленькими черными горошинками внутри. На этом лечение считалось оконченным.

Лэй Жун была очень удивлена. Она потерла горошинки, как рекомендовал доктор, и полюбопытствовала:

– Так правда можно вылечить близорукость?

Врач с улыбкой ответил:

– На поверхности уха есть очень-очень много активных точек. Мы помещаем лечебные семена на те из них, которые связаны с болезнью. Если стимулировать эти точки каждый день массажем, то можно постепенно поправиться.

– Просто чудеса какие-то. – По виду Лэй Жун можно было понять, что она не очень в это верит.

– Предки завещали нам очень многое, сейчас почти все утрачено, осталась лишь малая часть, – вздохнула стоявшая рядом бабушка, – раньше в деревне где нам было взять врача. Если кому-то нездоровилось, то женщины брали шило и прокалывали кожу до капли крови, потом прогревали полынными сигаретами. Самое большее – приглашали странствующего лекаря ввести нити из бараньих кишок[84], и, надо сказать, очень многие болезни так лечили.

– Вы очень мудры, – улыбнулся врач. – В этом вся соль китайской медицины, словами не описать!

Все, о чем долго толковали старики, не нашло понимания у молодежи. На следующий день, стоило Лэй Жун войти в класс, один остряк тут же выдал:

– А почему твои новые модные серьги совсем не блестят?

Весь класс разом захохотал.

– Это лечит близорукость, – тихим голосом попыталась оправдаться Лэй Жун, как будто в чем-то сильно провинилась.

– Лечит близорукость? Пойди сделай лазерную коррекцию, купи лечебный прибор… Как можно клеить пластырь на уши? – с презрением произнес другой одноклассник.

– Моя бабушка отвела меня в клинику, мне там сделали, – не оставляла попыток Лэй Жун. – Специально искали опытного врача.

– Да какая она тебе бабушка! Она тебе не родная, зачем ты ее так называешь? – смерив Лэй Жун взглядом, сказал высокий мальчишка из одного с ней двора. – Проще говоря, она впустую тратит на тебя деньги!

Лэй Жун со злостью оторвала пластыри, кусочек за кусочком. Было больно, как в тот раз, когда прокалывали уши… В тот день после уроков она до глубокой ночи просидела с одноклассниками в игровом зале и вернулась домой уже под утро. Вошла в дверь, и обычно ленивый, расслабленный и спокойный дедушка буквально бросился к ней:

– Где ты была всю ночь? Бабушка с ума сошла от тревоги, повсюду тебя искала, ты понимаешь или нет?

– Играла, что вы так разнервничались… – пробормотала Лэй Жун.

– Это не означает, что не нужно приходить домой! – в крайнем раздражении воскликнул дедушка, потом вдруг что-то заметил: – А куда делись бобы с твоих ушей? Почему я их не вижу?

– Оторвала, – холодно ответила Лэй Жун.

– Зачем оторвала? Это же чтобы вылечить глаза!

– Вылечить глаза? Почему тогда не сделать операцию или не купить лечебный прибор? – с ее губ сорвались слова одноклассника. – Чтобы денег сэкономить? Для себя?

Дедушка остолбенел, потом сердито произнес:

– Да что ты за ребенок такой, что ты себе позволяешь? Разве мы с твоей бабушкой хоть когда-нибудь обращались с тобой плохо?

В душе Лэй Жун растерялась, она знала, что если весь мир кругом был враждебен к ней, то от бабушки и дедушки она всегда видела только добро. Но нрав подростка словно лошадь, закусившая удила: если уж пошла вскачь, то ни за что не остановится даже перед пропастью. Лэй Жун заорала:

– Никогда не обращались со мной плохо? Конечно, я ведь никогда вас ни о чем не просила! С самого детства я была тихим, послушным ребенком, паинькой, а вы мною помыкали, ведь все равно я вам не родная…

Не успела она договорить, как заметила бабушку, стоящую в дверях. Она не знала, как давно бабушка здесь, но по ее взгляду поняла,