Убийство в подарок - Карен Дюкесс

Все выходят из ресторана. Я догоняю писательницу, и она берет меня под руку.

– Все хорошо?

Меня подмывает рассказать правду, но не хочется портить вечер очередной своей трагедией.

– Все нормально, – отвечаю я. – Как всегда.

Глава пятьдесят седьмая

Уайетта мы находим на улице возле гостиницы, он разговаривает по телефону.

– Посмотри, как улыбается. Прямо весь сияет, – говорит Эмити.

Уайетт прикрывает динамик рукой и поясняет:

– Это Бернард.

Не замечала у него раньше такого ласкового тона.

Он пританцовывает и надувает губы, словно старается сдержать улыбку.

– Ну ладно, ладно, – бормочет он и вдруг смеется в голос. – О господи, ты не представляешь, насколько было потрясающе, я выступил превосходно! Я был Пуаро, мисс Марпл и старшим офицером полиции Фойлом в одном лице, с драматическими паузами, и все такое. – Рот у него в полном смысле слова до ушей. – Да, перед всеми. Конечно, конечно. – Он слушает ответ, щеки пылают, глаза блестят. – Разумеется, ты всегда в меня веришь, но я не знал, что у меня получится.

Уайетт отворачивается, отходит от нас на несколько шагов и понижает голос. Он говорит слишком тихо, и слов не разобрать, но я отчетливо слышу одно: счастье в его голосе. Он весь фонтанирует, и не только потому, что хочет заново пережить свой звездный час: ему приятно рассказать о нем близкому другу, потому что успех только умножается, когда им делишься.

Наш коллега вертит головой, и на лице у него искренняя радость, но еще и облегчение, что дружба, которую он надеялся возродить, жива-живехонька. Он словно очнулся от забытья, где ему снились одни лишь кошмары, но вот настало утро, и при свете дня он удостоверился, что все будет хорошо, все пойдет как положено.

– Похоже, Бернард – отличный друг, – произносит Эмити.

– Вы о чем? – уточняю я.

– Я ни минуты не верила, что Бернард будто бы устал от Уайетта. Разве может надоесть такой миляга?

– Так почему же Бернард отправил его аж за океан?

– Думаю, Бернард знает своего друга лучше него самого. И хочет, чтобы у Уайетта были собственные увлечения.

Мы смотрим на нашего товарища, который все еще болтает по телефону, по-прежнему сияя.

– А говорите, что не умеете сочинять хеппи-энды.

Эмити улыбается.

– Этот сложился сам собой.

Уайетт переживает настоящий триумф, и мы наслаждаемся им, как гордые родители или, точнее, как хорошие друзья. Потому что за эту неделю, оказавшись в самых неправдоподобных обстоятельствах, мы по-настоящему сдружились.

На обратном пути к коттеджу машин на улицах почти нет, так что мы смело шагаем по проезжей части. Начинает накрапывать мелкий дождик, а зонтов и плащей у нас нет. Поэтому капли падают нам на головы и стекают по щекам. Лицо Эмити блестит в свете уличных фонарей. Веснушки Уайетта как будто потемнели и почему‐то кажутся особенно очаровательными. Мы говорим о том, что будет дальше, когда каждый из нас вернется домой: Эмити аж в Сан-Франциско, Уайетт в Ньюарк, а я в Нью-Йорк. У Эмити родились чертовски блестящие идеи для задуманного триллера, и она уже сообщила своему литературному агенту, что с любовными романами покончено. Уайетт надеется найти новую работу: пока не ясно, какую именно, но обязательно «что‐нибудь грандиозное». Мои планы, если таковые вообще имеются, еще менее конкретны. Я хочу переварить все, что узнала о матери, и попытаться выяснить остальное. Хочу прочесть до конца самую важную историю, которую мама никогда мне не рассказывала.

Шанс представляется раньше, чем я ожидаю. Не успеваем мы дойти до коттеджа, как телефон у меня звонит. Это Жермен. Благодаря Эдвине, которая напрягла свой обширный круг знакомых и вышла на одного социального работника, удалось найти моего деда. Он еще жив и находится в Дерби в доме престарелых «Дубки». Жермен предлагает мне отложить отъезд на день и вызывается отвезти меня в пансионат. Я обещаю подумать и перезвонить. Не уверена, что у меня хватит смелости.

Ничего удивительного, что Эмити и Уайетт подзуживают меня встретиться с новообретенным родственником.

– Это может быть твоя единственная возможность познакомиться с дедом, – говорит Эмити. – Кто знает, когда ты еще сюда приедешь?

– Разве не лучше знать его, а не воображать? – приводит аргумент Уайетт.

– Человека, чья беспечность подпалила детство моей матери? – парирую я. – Может, и не лучше.

Глава пятьдесят восьмая

Суббота

Жермен забирает меня рано, сразу после того, как Эмити и Уайетт отбывают на железнодорожную станцию. Она ведет машину быстро, и от этого меня подташнивает еще больше, чем от волнения. Но я и сама не знаю, чего хочу: чтобы она сбросила скорость и оттянула встречу или поддала газу и помогла мне поскорее с этим разделаться. Я даже не знаю, хочу ли вообще туда ехать.

– Остановите, – прошу я.

– Вам плохо? – Жермен смотрит в зеркало заднего вида и начинает тормозить.

– Наверно, но я не потому попросила вас остановиться. Сомневаюсь, смогу ли вынести встречу. Мой дед кажется чудовищем. Хочу ли я встречаться с ним? Хотела бы этого моя мать?

Жермен останавливает машину на обочине.

– Как же так, Кэт? Вчера вы вроде были уверены.

Я стараюсь прояснить мысли, вспомнить, почему накануне мне померещилось, будто в этой поездке есть смысл.

– Я решила увидеть его сама, потому что устала от неведения, от того, что я совершенно ничего не знаю и вынуждена разбираться самостоятельно.

– Значит, вы здесь ради себя, а не ради матери.

– Пожалуй. – Я давлю ладонями на коленки, чтобы они прекратили дрожать.

– Так мы едем дальше?

– Да.

Слишком многое мне неизвестно. Поддерживала ли мама связь со своим отцом? Нашел ли он ее? Было ли ему вообще до нее дело? Знает ли он, что мама умерла? Меня не радует перспектива сообщать ему печальную весть. Он старик. А вдруг это убьет его?

Жермен останавливается на парковке дома престарелых «Дубки», обширного кирпичного комплекса, который напоминает мою безликую, эпохи 1970‐х годов среднюю школу. Я выхожу из машины, но Жермен остается на месте.

– Вы не идете?

– Я полагаю, вам лучше пойти одной.

Она права. Я благодарна за оказанную помощь, но сыта по горло тем, что история моей семьи превратилась в любимый невымышленный детектив Уиллоутропа. Свидетель мне не нужен.

В вестибюле пахнет жареной курицей и хлоркой. Стены украшены толстыми, связанными крючком ковриками с завивающимся зелено-коричневым рисунком. Я записываюсь в журнал и иду следом за медсестрой по длинному коридору.

– Готовы? – с натянутой, вымученной улыбкой спрашивает она.

Я ожидаю увидеть великана, орка, дьявола в человечьем обличье. Но