Принц в Бомбее - Суджата Масси

– Я вам очень сочувствую. Насколько я понимаю, они уничтожали ткани иностранного производства в знак протеста против того, какие налоги заставляют платить индийцев.

– Ну они совсем умалишенные! Я, как житель Бомбея, тоже плачу все государственные налоги. – Мистер Готорн воздел руки, изображая недоверие. – И одежда, которую мы шьем, никакая не греховная! Все джентльмены в этом зале, за вычетом нескольких навабов, одеты по-европейски. Ни одному индийцу не удастся продвинуться на деловом и государственном поприще, если не будет портных, способных пошить ему достойную одежду!

На это Первин ответить было нечего, а устраивать дискуссию за столом не хотелось. Так что она просто кивнула и очень обрадовалась тому, что отец ее снова вступил в разговор.

– Мистер Готорн, вы неотъемлемая часть города, вне зависимости от вашего происхождения. Бомбей – это все мы. – После этого заявления Джамшеджи все сидевшие за столом заулыбались. – И все мы должны радоваться тому, что существуют такие места, как это, где индийцы и европейцы сидят за одним столом. Между нами зарождается дружба, судьба которой не зависит от политических взглядов.

– Однако, говоря по совести, мистер Мистри, мы, представители разных рас и сословий, оказались здесь исключительно потому, что нам по карману оплатить членство в клубе и ежемесячные обеденные взносы, – рассудительно добавил мистер Шахид. – Так что у нас есть особые привилегии.

– Совершенно верно, – кивнул мистер Готорн. – И если в последние месяцы борьба за освобождение и носила ненасильственный характер, то лишь потому, что решения принимали такие люди, как мы: образованные, соблюдающие законность. Если вовлекать в движение малограмотных, они не станут бороться за перемены цивилизованными методами. Им нужно одно – устроить потасовку.

Мистер Готорн проигнорировал самокритическую нотку в словах мистера Шахида, в ответ филантроп покачал головой. Пытаясь снять неловкость, Джамшеджи предложил тост за сохранение мира.

Когда бокалы с шампанским и соком гуавы опустели, Джамшеджи сказал:

– Обстановка здесь очень душевная, но я вижу на другом конце зала своего бывшего клиента. Прошу прощения, но мы с Первин должны его поприветствовать.

– Удачи. Только обязательно возвращайтесь к десерту! – посоветовала миссис Басу. – Будет бланманже!

– В чем дело? – спросила Первин, когда они отошли от стола.

– Совершим небольшую светскую прогулку. Нужно обязательно попасться на глаза некоторым из гостей. – Джамшеджи кивком указал на сборище джентльменов, которые тоже встали из-за стола и курили в углу.

– Ведь высокий джентльмен с большими усами – комиссар бомбейской полиции? – припомнила Первин.

– Да, совершенно логично, что мистер Фишер сопровождает сегодня принца на ленч. Пойдем поздороваемся с ним. Я тебя представлю, а ты, прежде чем уйти, скажи ему несколько любезных фраз.

Лавируя между столами, улыбаясь и здороваясь со знакомыми, Первин с отцом начали пробираться вперед. Когда они подобрались к чиновникам, нервы у Первин уже были натянуты до предела. Ей не очень понравилось выражение лица мистера Фишера – натянутое, недружелюбное. А тут еще один из собеседников, до того стоявший к ним спиной, обернулся, и она тут же поняла, что именно его видела за главным столом и он же неучтиво выставил ее из Вудберна: мистер Мортимер, глава службы охраны принца.

Первин вежливо кивнула и вслед за отцом поздоровалась с мистером Фишером.

Колин успел ей сообщить, что мистер Мортимер сопровождал принца на скачках в Пуне, но заводить об этом речь она не собиралась. По скованной позе отца она поняла: тот тоже припомнил этот факт.

– Добрый день, мистер Фишер, – наконец произнес Джамшеджи. – Прекрасный ленч, не так ли?

– Вполне достойный. – Комиссар не потрудился отвести в сторону свою сигару, которая дымила им прямо в лицо. А потом обратился к своим спутникам: – Мистри – поверенный, у него собственная практика на Брюс-стрит.

– На самом деле я собираюсь изменить название нашей фирмы на «Мистри и Мистри». – Джамшеджи коротко улыбнулся Первин. – Моя дочь Первин тоже поверенный. Она работает у меня всего год, но уже провела около ста дел, и я подумываю о том, чтобы сделать ее своим партнером.

Первин впервые об этом слышала и очень бы обрадовалась, вот только мистер Мортимер не сводил с нее своего ледяного взгляда.

– Поздравляю вас, мисс Мистри, – проговорил комиссар. – Мои сотрудники донесли, что вы вчера выступали в суде коронера.

– Да, я представляю интересы семьи погибшей.

Брови мистера Фишера поползли вверх.

– А я и не знал, что женщинам-юристам позволено выступать в суде. Разве не существует официального запрета?

Сердце у Первин дрогнуло от возмущения.

– Единственный суд, в котором существует дискриминация в отношении женщин-юристов, – это Верховный суд Бомбея.

Вместо того чтобы ответить, комиссар Фишер испытующе посмотрел на ее отца:

– Мистер Мистри, вы продолжаете представлять интересы Каттингмастеров?

Джамшеджи пожал плечами:

– Пока не могу ответить. Родители удовлетворены вердиктом коронера. А мы очень признательны коронеру за то, что он провел дознание оперативно, после чего началась траурная церемония.

– Вы знаете, где ваша дочь находилась в пятницу? – спросил Мортимер у Джамшеджи.

Первин тут же ощетинилась – мог бы напрямую задать этот вопрос ей.

– В пятницу? – Джамшеджи поскреб подбородок. – Мы позавтракали в ресторане «Таджа», потом в десять тридцать вместе вернулись к себе в номер, около одиннадцати уехали в суд коронера. Потом у нас были раздельные встречи. А почему вы спрашиваете?

– В суде вы были в субботу, не в пятницу, сэр, – отрывисто произнес Мортимер. – Я вас там видел.

– В пятницу мы тоже туда ездили, выяснять, на какое время назначено дознание. – Голос Джамшеджи звучал сухо.

– Полагаю, там не осталось официальных записей о вашем визите? – Мортимер посмотрел на Фишера. – Как работает этот суд? Там ведут учет посетителей?

– Нет. Тех, кто приезжает не по конкретному делу, никак не учитывают. – Комиссар, прищурившись, разглядывал Первин и ее отца.

Первин бросила взгляд на Джамшеджи – вид у того был встревоженный, – а потом поняла, что ей есть что сказать.

– Когда мы были в суде в пятницу, я говорила с одним из клерков, а потом со студенткой по имени мисс Лалита Ачария, сразу после того, как вы с ней виделись, мистер Мортимер.

Мортимер поморщился, а комиссар глянул на него в упор:

– Какое вы к этому имеете отношение?

– Никакого, – буркнул Мортимер. – Я постоянно рядом с принцем. Эта женщина ошибается.

Сердце Первин, и так бившееся быстрее обычного, понеслось вскачь. Она могла ошибиться, ведь к выводу, что это Мортимер, пришла только на основании слов Лалиты. Но может, мистер Мортимер врет – а значит, подумала Первин, он не должен был находиться в суде.

– Вернемся к вашим перемещениям в пятницу, – обратился