Ход убийцы - Песах Амнуэль

горит ли свет в нужных мне окнах. Впрочем, и сами окна я бы не мог определить с должной степень вероятности. Завернув за угол, я убедился, что места для парковки нет и здесь. Обычное дело, но на меня оно произвело впечатление «голоса свыше». Кому-то там, на небе, очень не хотелось, чтобы я парковал свою машину и шел объясняться с человеком, уже убившим троих и готовым убить любого, кто станет свидетелем или обвинителем. Адвокат? А что, адвокат сделан из другого теста?

В двух метрах от дома убийцы я думал о том, не уехать ли отсюда, пока жив? Впрочем, Сингер знает, куда я направился, и, если со мной что-нибудь случится… Большое утешение для трупа.

Я сделал полный оборот вокруг квартала, так и не найдя, где остановиться, и опять проехал мимо нужного мне подъезда. Все, — подумал я, — это знак. Уезжаю. И в этот момент мне, действительно, был подан знак: у одной из стоявших перед домом машин вспыхнули габаритные огни, и она начала медленно выворачивать на проезжую часть. Я замедлил движение, прицеливаясь встать на освобождающееся место.

Хорошо, что я поднял глаза и посмотрел на водителя отъезжавшей «даяцу». Это был он. Он был один, и он куда-то собрался, на ночь глядя.

Я сделал знак фарами, но убийца решил, видимо, что я прошу его побыстрее освободить место для парковки. Машина ускорила ход, вырулила на улицу, и мне пришлось за долю секунды принимать решение: становиться ли освобожденное место (сейчас в этом просто не было смысла!) или устроить слежку, непрофессионально подражая моему другу Сингеру. Было, конечно, еще и третье решение — отправляться домой, — но в тот момент оно мне в голову не пришло.

Я прервал левый поворот и повернул следом за удалявшейся машиной. Кто-то, ехавший за мной, решил, что я просто издеваюсь, и начал истошно сигналить. Я так и слышал крепкие ругательства в свой адрес. Перебьется.

Автомобиль убийцы заворачивал вправо. Я очень надеялся, что он не свернет тут же в одну из многочисленных поперечных улиц. Этого не произошло. Свернув на Жаботинского, я увидел впереди нужную мне машину и пристроился за ней, оставив между нами какую-то колымагу семидесятых годов.

Ну хорошо, — спросил я себя, — зачем я это делаю? Убийца может отправиться в гости. Он может просто проветривать свою нервную систему — у него она в беспорядке. Теряю время. Не лучше ли вернуться домой и взять оружие? За это время и Сингер может освободиться.

«Даяцу» выехала на улицу Намир и перед светофором перестроилась в левый ряд, включив знак поворота влево. Он решил направиться в Рамат-Авив? Или еще дальше — на север? Колымага, ехавшая между нами, свернула вправо, и я оказался в нескольких метрах позади «даяцу». Убийца мог бы увидеть меня в зеркальце. Впрочем, что он мог увидеть в темноте? Только яркий свет фар? К тому же, дождь опять усилился, что делало мою нелепую погону попросту бессмысленной — если «даяцу» оторвется от меня еще на десяток метров, я просто потеряю ее из вида.

Мы свернули влево и помчались в сторону Рамат-Авива. Пронеслись под мостом, миновали поворот на университет, а потом и улицу Эйнштейна, замелькали пригороды, скорость, несмотря на мокрое шоссе, возросла до ста километров в час. Я внимательно следил за «даяцу», но вовсе не был уверен, что машина, находившаяся сейчас в поле моего зрения, была та, за которой я следовал несколько минут назад. Не хватало еще ошибиться в объекте…

Ожил радиотелефон, и я нажал на щитке клавишу громкого разговора.

— Цви, — это был голос жены, — я ложусь спать. Ты скоро?

— Надеюсь, — сказал я. — Закончу с одним делом и вернусь.

— Что-то у тебя в последнее время слишком много дел по вечерам, — язвительно сказала Рина. — Не завел ли ты подружку?

О, Господи! Не хватало только именно в этот момент выяснять семейные отношения…

— Подружку? — хмыкнул я. — Врагу моему таких подружек… Ложись, я действительно скоро…

Впереди был поворот на Герцлию и следом — на Герцлию-питуах. Я отключил телефон и сосредоточился. Пожалуй, я догадывался уже, куда направился убийца. Если я прав, то одно из двух — или между этими людьми были какие-то свои отношения, оставшиеся вне моего поля зрения, или… Или он отправился устранять очередного свидетеля. Не слишком ли много? И если так, не пора ли звать на помощь?

Мы действительно свернули влево и начали петлять между виллами и коттеджами. Теперь уже можно было сказать наверняка: он ехал на виллу Зильбермана. Хотел бы я знать — по взаимной договоренности, или решил нагрянуть, как брошенный террористом камень?

Здесь, в отличие от Тель-Авива, было достаточно места, чтобы припарковаться, и я не стал рисковать — остановил машину, не доехав квартала. Убийца поставил свою «даяцу» перед дверью Зильберманов, и я увидел тень, нырнувшую в дверь.

Ждать? Попытаться войти? Попробовать подслушать, о чем они будут разговаривать? Ничто, кроме интуиции, не заставляло меня думать, что приближается развязка. Ничто, кроме интуиции, не подсказывало мне, что я могу стать свидетелем нового преступления. Но голос интуиции кричал так громко, что я просто вынужден был его слушать.

Дождь неожиданно прекратился — в который уже раз! — и я решил выбраться из машины, оставив зонт на заднем сидении. Насколько я знал, вилла Зильберманов была обнесена невысоким забором, по фасаду высота достигала полутора метров, это я видел сейчас своими глазами. Знаменитая площадка, где несколько дней назад прогуливались гости Зильбермана, располагалась позади дома, и мне, конечно, была не видна. Небольшие ворота, в темноте казавшиеся черными, были приоткрыты, и я проскользнул во двор — точнее, это я так думал, что проскользнул, на самом-то деле меня наверняка мог бы увидеть каждый, кто в это время выглянул бы из окон первого этажа.

Двумя шагами перемахнув открытое пространство перед домом, я прижался к стене рядом со входной дверью. Из-за двери доносились мужские голоса, в салоне первого этажа разговаривали двое — убийца и хозяин виллы. Слов различить было невозможно, и я несколько секунд раздумывал, что делать дальше.

Сделал, на мой взгляд, единственное, что имело смысл: обогнул дом и оказался на том самом заднем дворе — небольшой, огороженной каменным заборчиком, площадке, покрытой плитками. Из салона сюда вела узкая дверь — естественно, она была закрыта, — но между раздвигающимися рамами широкого окна, как мне показалось, была щель. Я не видел ничего, что происходило в салоне, потому что, хотя шторы и были сдвинуты, но обзор закрывал плотный темный занавес. Но слышно было хорошо. Да и меня видеть из салона никто не мог.