Растворенные - Сара Блэдэль

Старик покачал головой, а Лиам опустил глаза.

– Понимаю.

– Понимаете? – переспросил Альдар резко. – Не уверен.

В комнате ненадолго воцарилась тишина, оба погрузились в свои мысли.

– Скажите, а насколько вероятно, что похитивший ее преступник действительно мог знать об этом, ведь даже я ничего не знал? Только очень узкий круг мог быть в курсе дела?

Альдар снисходительно усмехнулся.

– Если бы вы узнали хотя бы часть этой истории, вам пришлось бы выгнать мою племянницу из полиции. Она солгала Аллаху, защищая сестру, сражавшуюся против бандитов из ИГИЛ, а также солгала датскому государству, нарушив тем самым свою клятву офицера полиции. Поймите, работа в полиции – это была мечта Нассрин. Только это ей и интересно, только этим она живет. Для вас она, возможно, просто рядовой сотрудник, но моя племянница ради службы в полиции готова на все. Вот почему она решила сохранить все в тайне. И она сжимала зубы, когда оказывалась там, где ее легко могли узнать.

– А как преступник мог выяснить все обстоятельства?

– В Вольсмосе с этим несложно. Стоит там немного погулять, и легко найдется человек, готовый рассказать все, что знает и чего не знает.

– А если мы съездим туда и поговорим с людьми, они могут рассказать нам, кто спрашивал о Нассрин?

– Уверен, что да. Я с детства привык к кипучей жизни общины, где сплетни – обычное дело, где нет ничего святого, пока речь идет о соседе, а не о тебе.

Лиам написал несколько слов на листке, затем достал из стопки папку с отчетом Торбьорна и просмотрел краткую справку, которую его коллега составил на Бента Мёллера Нильсена в связи с его приговором за применение насилия.

– Есть еще один вопрос, Альдар. О вашем брате, Хайане.

Мужчина вопросительно поднял кустистые брови.

– Нам стало известно, что вскоре после вашего прибытия в Данию ваш брат стал жертвой жестокого нападения. Нападавший был осужден и оказался в тюрьме.

Альдар нерешительно кивнул.

– С тех пор прошло уже более сорока лет, и я надеялся, что больше никогда не вернусь к тем событиям, – сказал он, казалось, немного раздраженно.

– Нападение совершил человек по имени Ханс Хенрик Мёллер.

Дядя Нассрин снова кивнул, но, похоже, все еще не понимая, куда клонит Лиам.

– Мы приехали в Данию в семьдесят третьем году, как раз перед тем, как прекратили принимать иммигрантов. Первые несколько лет мы жили в комнатушке в многоквартирном доме, там было что-то вроде центра по приему иностранцев. Мы ведь были гастарбайтерами, так это тогда называлось, но потом образовался круг отзывчивых датчан, которые пытались помочь нам ассимилироваться. Это было так давно, что я с трудом вспоминаю то время. Но именно тогда брат влюбился. Они полюбили друг друга, и я много раз думал: может, зря они не сбежали тогда куда-нибудь? Единственный раз в жизни я видел, что брат нашел любовь, и думаю, он до сих пор не забыл ее.

– Ваш брат позднее общался с этой женщиной?

Альдар решительно помотал головой.

Лиам стоял в коридоре и смотрел ему вслед после того, как они попрощались. Старик шел медленно, опустив плечи. Перед уходом он снова спросил, действительно ли полиция уверена, что его племянница стала жертвой преступления. Он начал перечислять различные места, где она обычно занималась кайтингом, и спросил, не стоит ли ему самому съездить поискать ее.

Лиам поблагодарил его и объяснил, что у полиции есть множество следователей, которые ищут ее по всему Фюну. Он не стал рассказывать о видео, которое показали Деннису. Братьям будет невыносимо представлять себе, как их девочка борется за выживание в темной воде.

– Он нам чем-нибудь помог? – голос Деи прозвучал за спиной.

– У нее есть сестра, – ответил Лиам. – Нассрин солгала, чтобы защитить ее, поэтому нам нужно найти сестру. По словам их родителей, у сестры нет постоянного места жительства и она потеряла рассудок после войны против ИГИЛа. Нам также нужно отправить кого-то в Вольсмосе и расспросить живущих там. Альдар считает, что наш маньяк мог получить сведения о Нассрин и ее сестре в Вольсмосе.

– Работаем по двум направлениям?

– Да, нам надо осторожно вести себя с сестрой, она не очень здоровый человек. Пусть Торбьорн проведет эту часть расследования, у него такое хорошо получается.

Лиам взглянул на часы.

– И не забудь о пресс-конференции с министром через час.

* * *

Когда пресс-конференция закончилась, ни у кого в Датском королевстве не осталось сомнений в том, что полиция Оденсе ищет черный «Фольксваген-Гольф». Дюббёль настаивала на том, чтобы все записи с камер наблюдения были показаны по телевидению. Причем детали демонстрировали крупным планом: царапина в нижней части левой двери и небольшая вмятина на бампере прямо над фаркопом.

После пресс-конференции Дея пошла с Лиамом в зал для совещаний, где материалы дела уже заполнили все стены и столы.

– Уже хорошо, что она не использовала фразу «дело о Коране», когда отвечала на вопросы журналистов.

– Кто, министр? Ну не такая же она дура, – заметил Лиам. – Полиция и министерство живут в совершенно разных мирах, но все-таки и они, и мы понимаем, что надо держать язык за зубами, когда в деле есть признаки терроризма.

– Здесь даже и не пахнет терроризмом, – сказала Дея, оглядывая материалы, заполнившие стены. – Но тогда чем, черт возьми, тут пахнет?

Лиам угрюмо кивнул. Снизу из столовой доносился запах бекона и кофе.

– Нам нужно вернуть Нассрин, – тихо сказала Дея и опустилась на стул напротив него. – Это я во всем виновата.

– Вы обе все делали правильно, Дея.

– Я сказала ей, чтобы она оставалась там – одна.

Дея прокручивала в голове их последний разговор бесчисленное множество раз и бесчисленное множество раз пожалела о своих словах. Она ругала себя последними словами за то, что переложила ответственность на Нассрин, думая только о том, чтобы как можно скорее положить конец этому безумию с исчезновениями.

– Никто не мог знать, что он выбрал Нассрин следующей жертвой, и ты все сделала правильно, когда сразу же поехала туда. Мы все приехали, тут же приехали.

– Мы бы поймали его, если бы я раньше оказалась там, – выдохнула Дея.

– Что толку повторять «если бы»? – Лиам внимательно изучал информацию под заголовками «Седьмой день» и «Восьмой день». – Не понимаю, почему он так раскрывается. На