Парасомния - Дмитрий Владимирович Ковальски

– Цветы? Откуда они? – спросил Август.

Джонатан посмотрел на цветы.

– Ваша память заставляет меня переживать… Вам вручила их Саманта в память о чудном месте под названием Литтл Оушен.

Дворецкий закончил предложение с улыбкой.

– Саманта?!

Поезд сбавил ход. Они приближались к промежуточной станции.

Дверь в купе открылась, впуская из темного пространства проводника поезда. Он был так высок, что ему пришлось согнуться пополам, чтобы попасть внутрь. Доктор доставал ему лишь до пояса. Проводник не был большим, просто неестественно вытянутым, с длинными худыми конечностями, обтянутыми старой формой. Август посмотрел на него с удивлением, не почувствовав опасности. Проводник вошел, оставшись в согнутом положении, так что ему пришлось собой закрыть весь потолок и нависнуть над пассажирами. Сперва он повернулся к дворецкому и тихим басом обратился к нему:

– Вы звали?

– Да, милейший. Мы бы желали выпить чаю.

Проводник повернулся к Августу и приблизил к нему лицо, которое скрывали тени.

– Что-то еще?

Августу пришлось вжаться в кресло, чтобы не вдыхать отвратительный запах изо рта. Пахло стухшим мясом. От такого у всякого пропадет аппетит, и даже чай вряд ли будет к месту.

Состав приближался к станции. Фонарный свет проникал в каждый вагон, поочередно освещая пустующие купе. Один из лучей добрался и до купе, в котором находился Август, и пробежался по лицу проводника, на мгновение превратив его в подобие фонаря из тыквы: часть света провалилась в дырки на лице – следы жизнедеятельности личинок – и осветила череп изнутри. Этого оказалось достаточно для того, чтобы Август увидел истинное лицо проводника – лицо трупа, почившего годы назад. Джонатан тоже изменился. Попав в диск света, он оказался скелетом, на котором небрежно висела старая одежда дворецкого. Когда свет ушел, вернулись привычные образы.

«Снова сон», – осознал Август, и все прекратилось. Нет, вагон, в котором он ехал, по-прежнему существовал, как и его спутники – темная сущность, сбросившая личину дворецкого, и огроменный проводник, закрывающий своим телом большую часть купе. Остались и цветы, источающие ядовитый мертвецкий запах. Пропал лишь вид за окном. Не было фонарей, дарящих спасительный свет, исчезли рельсы со шпалами, по которым колеса состава отбивали мирный стук. Вагон завис в пустоте.

До слуха Августа долетел женский плач. Август нерешительно встал и постарался выйти из купе, чтобы не потревожить своих компаньонов. Проводник спокойно проводил Августа взглядом. Темнота вновь накинула на них привычный человеческий образ.

Выйдя в коридор, Август посмотрел туда, откуда, по его мнению, исходил плач. Где-то в дальнем углу противоположной стороны вагона, обрамленная легким светом, плакала Оливия. Она свернулась калачиком и тихо звала Августа. Пространство искажало ее голос, раскладывая его на десятки звуковых волн, совершенно несинхронно долетающих до его ушей. Август сделал шаг в ее сторону.

Длинная рука проводника схватила его за локоть.

– Вам не стоит идти к ней, – сказал он.

– Мне нужно ей помочь, – неуверенно ответил Август.

– Помогите! – закричала Оливия.

Август дернулся к ней, но вторая рука проводника сковала его ноги. Девочка постепенно отдалялась, превращаясь в маленькую точку света.

– Оливия… – произнес Август.

Руки проводника оплели его тело. Все слабые попытки освободиться провалились. На другом конце вагона в помощи нуждалась маленькая девочка. Пусть она и была сном, что-то внутри не давало покоя. Проводник навис над Августом, подобно руке кукловода, обвив его своими конечностями, и постепенно стал отдаляться в темноту, за которой уже не существовало стены вагона. Там была лишь тьма, и туда медленно затягивало Августа. Последняя попытка броситься на крик девочки заставила тиски сжаться на его теле так, что затрещали кости и свело дыхание. Август понимал, что это конец.

– Поверь, Август, тебе это не нужно, – сказала ему его собственная, похожая на бесформенную кляксу тень. – Твоих сил недостаточно, у тебя нет и шанса.

– Но девочка может погибнуть, я обещал…

– Разве это важнее твоей жизни? Я забочусь о тебе!

Никогда еще сон так сильно не влиял на него. Наравне со страхом его поглощала безнадежность. Его тело больше ему не принадлежало, он оказался подопытным в руках психически нездорового человека, который явно не знал ничего про соблюдение дозировки. Его разум попал в ловушку странной болезни, взявшей Литтл Оушен в свои сети и доводящей жителей до самоубийства.

Самоубийство…

Сейчас эта мысль казалась не такой уж и плохой. Она выглядела как путь к свободе. Как спасательная шлюпка на тонущем корабле. Она обещала безмолвное, спокойное возвращение к родным. Он снова может оказаться на том берегу.

Но что, если берег будет пуст? Или кошмар никогда не закончится. Но он может привыкнуть, просто принять все.

Принять все.

Август Морган уже не выглядел молодым, подающим надежды доктором. Он походил на тряпичную куклу с совершенно пустым взглядом, которым на прощание одарил Оливию. Ее лицо оказалось непривычно близко и было точно таким, каким он увидел ее в первый раз. За исключением одного – ее взгляд больше не блуждал безвольно, а был устремлен прямо на него.

Август стыдливо отвел глаза. Он больше не мог ей помочь.

– Прости меня, – сказал Август прежде, чем исчез в пустоте.

4

Новый день временные жильцы домика Норы встретили в полном молчании. Тишина была лучшим дополнением к трауру. Каждый хранил его по-своему. Мисс Уолш перебирала детские вещи Норы, зрительно примеряя их на девочку, которой надо что-то надеть, когда она проснется. Джонатан Гейл, лишившись прямых обязанностей, взял на себя заботу о завтраке. Нора со всей эмпатией к ранению сержанта обрабатывала рваную рану на его руке. За последнюю ночь рана загноилась.

Все понимали, что граф погиб. По прибытии они несколько часов ждали, что Норман вернется, но когда за окном стало светать, беспокойное подозрение сменилось пугающей уверенностью. Больше всего терзала жалость к девочке, которая за столь короткое время осиротела полностью.

Негласно было решено, что ужасную новость ей сообщит Маргарет. Но когда та увидела глаза Оливии, не нашлась что сказать ребенку. Она неожиданно для себя ослабела, а ее связки атрофировались. Все, на что у нее хватило сил – это неискренне улыбнуться и пожелать доброго утра девочке. После этого Маргарет осеклась, потому что знала, что утро ожидает Оливию совсем другое.

– Папа не придет? – неожиданно для всех спросила Оливия.

От услышанного Джонатан замер с чайником в руке.

– Мне очень жаль, – ответила Маргарет, едва сдерживая слезы.

– Как вы думаете, я когда-нибудь увижу родителей?

– Конечно, моя золотая, они будут ждать и навещать тебя в твоих снах, пока память о них живет в твоем сердце.

– Как мистер Морган?