Парасомния - Дмитрий Владимирович Ковальски

Возможно, он бы испугался или как минимум удивился, узнав, что в этот момент в своем сне Август видит сквозь толщу воды его, сидящего в лодке и наблюдающего за тем, как тот погружается все глубже.

Август не мог вспомнить имя человека, которого он видел. Он смутно помнил его и как будто бы знал, но напрягать свою и без того утомленную память не хотел.

Морская вода сдавливала тело и не давала нормально дышать. Август покорно опустился на самое дно и растянулся на песке. Морские водоросли обвили его тело, вода проникала в легкие. Теперь точно конец.

Вне сна Август чувствовал, что его кровеносная система на пределе, и еще одна доза просто разорвет сосуды. Его ждала ужасная смерть. Вероятно, поэтому он, немного чувствуя свое тело, угадал момент приближения Пити с очередной иглой. Август ничего не слышал, но предполагал, что тот примеряется и ищет новое место, а значит, осталось совсем немного. Стоило попросить прощения у девочки – чувство вины камнем лежало на сердце. Но Август считал, что сделал все, что мог.

Затупившийся конец иглы вошел, миновав вены, в мышцу предплечья. До слуха долетел звук – поршень шприца заскрипел по металлическому цилиндру. Август приготовился к обжигающей вспышке внутри себя, но зря. Из шприца в его тело попала прохладная вода. В месте укола вздулась шишка, никакого огня не последовало.

Укол не вырвал его из сна, не вернул к призрачному сознанию, в котором он видел реальный мир сквозь сонную пелену. Он остался лежать на морскомдне в потрясающем обезболивающем безмолвии, превращаясь в огромный морской коралл. Он не заметил, как его воспаленный мозг впервые за долгое время наконец успокоился и позволил немного отдохнуть.

Август заснул.

6

Ману смотрел на тело Нормана Брукса.

Люди, посланные Баро, справились быстро и молча, оставив после себя два трупа – другие жители дома сбежали. Когда они закончили, Ману произнес фразу, которую ему передал Баро, и люди так же безмолвно ушли. Теперь в них не было толку. Девочка сбежала, и, что хуже, даже голос его не предупредил.

В последнее время он смолк, оставив Ману самостоятельно принимать решения. Случилось это после видений из картины на чердаке. Ману впервые ощутил страх за последствия своих действий. Но страх этот был мимолетным. Ману все еще верил в то, что поступает правильно. Но что если голос все-таки потерял силы, открыв ему видения? Об этом Ману старался не думать.

Вариант был один – смириться с бегством девочки и решить, что делать дальше. Возвращаться к Баро он не собирался. Они объединились ради лишь одного дела. Баро достается девочка в обмен на пустой особняк и возможность получить семейные секреты. В распоряжении Ману оказался пустующий дом и достаточно свободного времени. Стоило еще раз внимательно изучить все комнаты – голос мог проснуться, найди он какие-либо зацепки. Но сначала стоило избавить дом от тел.

Близилась ночь. Ману закутал тела в белые простыни и стащил их в винный погреб. Нормана он положил рядом с Самантой. Малыша, Бурого и Джо – в соседнем зале. Тела убитых горожан лежали кучей в зале с низким потолком среди пустых ящиков и бочек. После того, как он закончит с домом, он спалит его, и тогда все убитые обратятся в прах, и их души найдут покой. Ману сложил ладони у лба, тихо прошептал молитву и удалился.

Он примерно определил центр дома. Центром оказалась комната, куда можно было попасть из коридора с главной дверью и главной лестницей, ведущей на второй этаж. В этом месте он лег на пол и закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на внутреннем голосе, который все еще молчал.

7

Пити стоял у небольшой плиты и варил похлебку, планируя поужинать и накормить свою подружку, когда Август очнулся.

Пробуждение было иным, не таким болезненным, как в прочие разы. Главное – перед глазами не было пелены. Он впервые увидел комнату. Пусть света было мало, но все-таки он понимал, что было вокруг. Стало понятно, что лежал он не на кровати, а на нескольких тюках сена, покрытых шкурами животных с отвратительным запахом и серой простыней, которая когда-то, возможно, была белой.

Интерьер был убог. Заколоченное досками окно с накинутой тканью и покосившийся стол с мертвой старухой за ним. Старый кухонный шкаф с маленькой почерневшей от сажи плитой и, собственно, сама кровать из сена. В комнате было две двери. Одна вела, как подумал Август, на свободу, вторая – в комнату, откуда доносился женский плач.

Как только Август попытался встать, спину прострелила сильная боль. Пити это заметил и отбросил чугунок, из которого на всю комнату шел аромат тухлятины. Он двинулся к Августу.

Пити помогал ему, пусть по-своему, и отпускать не хотел. Поэтому он взял очередную ампулу и наполнил шприц. От многочисленных уколов игла погнулась, превратившись в подобие рыболовного крючка. Несмотря на мольбы своего пациента, он сделал укол в ногу, разодрав кожу чередой неловких попыток, после чего, не дожидаясь реакции Августа, вернулся к готовке.

Получив очередной укол, Август закрыл глаза. Но, как и в прошлый раз, лекарство не обожгло его вены, а лишь надулось пузырьком под кожей. Место укола разболелось, но никаких осложнений не последовало.

Август лежал с закрытыми глазами в ожидании подходящего момента. Он не знал, как отреагирует его тело на попытку бегства. Но попытаться однозначно стоило.

Закончив готовку, Пити разлил содержимое кастрюли по двум мискам. Одну из них он взял в руки и скрылся за дверью. Другого шанса могло не быть. Август напряг все свои мышцы и попытался встать. Не вышло. Ноги и руки дрожали, он походил на новорожденного олененка, который только учится ходить.

Что-то лопнуло в бедре. Возможно, шарик с жидкостью под кожей, но за этим последовала сильная боль.

Встав на обе ноги, Август все еще держался за кровать. Голова кружилась. Август сделал шаг, тело шатало из стороны в сторону. Еще пара шагов, уже лучше! Ноги вспомнили свое назначение, однако мозг посылал сигналы, что вот-вот отключится – ему это приключение было не по зубам. До двери оставалось совсем немного. Август старался считать про себя, чтобы оставаться в сознании. Пришлось вонзить отросшие за эти дни ногти в ладони, чтобы боль напомнила ему, что он живой.

У двери он схватился за брусок, которым Пити перекрыл