Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

, но так и не опубликованные, на которых люди Колесникова обливали бензином и поджигали пленных ополченцев противника. Тот же журналист, загадочно погибший несколько месяцев спустя в трагической автокатастрофе, также сделал фотографии борделей, которые Колесников устроил в Гори.

Район. На них отчётливо видно, как женщин и девочек под дулами пистолетов загоняют в бордели.

Осип включил. Дело было толщиной больше шести дюймов, и самый большой раздел был посвящён действиям Колесникова в Сирии, где он был назначен командиром группы. Он пролистал сотни страниц ООН.

и отчёты Красного Креста, подтверждённые фотографиями, показывающие, насколько Колесников пренебрег всеми международными нормами и правовыми ограничениями. К тому времени Колесников был влиятельной фигурой в российской армии и перестал даже делать вид, что соблюдает Женевскую конвенцию.

Он был человеком на подъёме, и, казалось, чем больше зверств он совершал, тем выше поднимался по карьерной лестнице. То, что Кремль изначально считал тревожным пренебрежением к человеческой жизни, в условиях всё более жестокого режима Молотова стало рассматриваться как ценный актив — специализированный инструмент, который можно было задействовать в случае необходимости. «Единственное военное преступление»,

На раннем инструктаже Молотов заявил своим командирам: «Это поражение». Никто не воспринял это так близко к сердцу, как Колесников, и в этой новой обстановке, да ещё и при таинственной поддержке Евграфа Давыдова, Колесников, казалось, встал на путь военного величия.

Всё это рухнуло со смертью Давыдова. Из материалов дела не было ясно, что именно пошло не так с Колесниковым. В нём явно были недавно отредактированные разделы, и Осип также видел погнутые скрепки и рваные фрагменты бумаги там, где страницы были полностью вырваны, но он не мог точно определить, что именно пошло не так. Он знал лишь, что Колесникову, безусловно, удалось нажить себе могущественных врагов во время своего восхождения на вершину, и он пришел к выводу, что без защиты Давыдова эти враги намерены свалить его с ног.

Для Осипа это стало шансом. Не было собаки более преданной, чем та, которая нуждалась в новом хозяине, и Колесникову удалось за несколько недель превратиться из одного из самых влиятельных людей в российской армии в командира отряда чеченских наёмников, известных прежде всего тем, что брались за работу, которая считалась «слишком грязной» для всех остальных. Теперь он уворачивался от миномётов и питался из консервной банки на какой-то передовой оперативной базе возле Азовского металлургического завода.

В дверь снова постучали, но на этот раз она открылась, не дожидаясь разрешения Осипа. «Лучше бы это того стоило, чёрт возьми», — Колесников

— проревел он, войдя в комнату. — Кто, чёрт возьми, приказывает солдату уходить с фронта в такое время?

Осип всё ещё стоял у стола, держа в руке увесистую папку Колесникова. Он бросил её на стол и поднял глаза. Колесников замер на месте, увидев то, что было перед ним.

«Анатолий Колесников!» — требовательно спросил Осип так громко, как позволял его искалеченный голос. Как и при дрессировке любой новой собаки, требовалось быстро заявить о своём превосходстве. «Ты хоть представляешь, к кому обращаешься?»

«Ага», — прорычал Колесников, пристально глядя на него, — «тот, который они называют собачьим кормом».

«Меня зовут Тушонка».

Колесников взмахнул рукой, словно отгоняя муху. Этот человек выглядел одновременно старше и моложе своих шестидесяти пяти лет. Он был силён и неуклюж, обременён, казалось, избытком мышц – бык в расцвете сил, готовый к атаке, – но в то же время выглядел седым, измождённым. Без сомнения, это результат восьми войн, в которых он участвовал.

Осип шагнул к нему. Его хрупкая, сгорбленная фигура казалась крошечной рядом с массивным Колесниковым, но уже становилось ясно, кто из них будет хозяином. Колесников молчал, и, пока Осип смотрел на него, единственным звуком в комнате было его тяжёлое, носовое дыхание. «Почему мы никогда не встречались?» — спросил Осип.

Колесников помедлил, а затем сказал: «Мы с тобой — обитатели тени. Мы выходим из темноты только тогда, когда есть на то причина».

Осип кивнул. Это было правдой. Оба существа эволюционировали, чтобы выживать в неблагоприятных условиях. Осип добился этого, казавшись меньше и менее опасным, чем был на самом деле. Он подозревал, что Колесников поступил наоборот. «Ты дал Давыдову повод, не так ли?»

На лице Колесникова отразилось удивление. Он попытался скрыть его, но не смог.

Осип кивнул. «Я замечаю детали», — сказал он.

«Какие подробности?»

Осип прищурился. Он сделал ещё один шаг вперёд. Колесников выглядел совсем не так, как на некоторых официальных фотографиях, которыми пестрело его досье.

Он и раньше гордился своей внешностью. Его ни в коем случае нельзя было назвать красивым, да и не в этом дело, но…

Возможно, слово «тщеславный» подошло бы ему больше. Теперь же его волосы были спутанными и отросшими, форма грязной, ногти чёрными. Он больше походил на чеченского бандита, чем на солдата.

«Немногие осмелились бы оскорбить меня», — сказал Осип.

«В лицо», — прямо сказал Колесников.

Осип не знал, как к этому относиться. Большинство людей едва могли связать два слова при первой встрече с ним. «В лицо — нет», — тихо повторил он. «На то есть свои причины», — сказал он после паузы.

Он ожидал ответа, но Колесников молчал.

«Знаешь, почему это так?» — спросил Осип.

Колесников пожал плечами. «Потому что это в их природе».

«В их природе не оскорблять меня?»

«В их природе — съеживаться», — сказал Колесников.

Осип кивнул. «А это, я полагаю, не в твоём характере?»

Колесников промолчал.

«Если меня назовут Тушонкой...» — сказал Осип.

Колесников перебил его: «Они называют тебя собачьим кормом».

«Они говорят что-нибудь еще?» — спросил Осип.

«Они говорят, что ты кукловод».

«Это правда?»

«Ты дёргаешь за ниточки из своей маленькой дырочки. Заставляешь вещи происходить. Как паук».

«Ты думаешь, я сегодня здесь именно для этого?»

«Это так», — сказал Колесников.

«За какие ниточки, по-вашему, я здесь буду дергать?»

Колесников оглянулся через плечо в сторону украинской территории, откуда только что пришёл. «Мы проигрываем войну, — сказал он. — Войну против меньшего, более слабого противника. Это унижение. Это выставляет нас слабыми».

«Значит, я здесь, чтобы изменить ситуацию?»

«Вы ничего не измените».

Шипенко усмехнулся. От этого покрытая коркой кожа вокруг рта болезненно треснула, но он к этому ощущению привык. «И почему?»

«Потому что ты не сделаешь то, что необходимо».

Шипенко поднял руку, быстрый, как гадюка, и ударил Колесникова по лицу открытой ладонью. Это был женский жест, женский…

забастовку, но Шипенко давно перестал заботиться о внешнем виде.