Пропасть - Роберт Харрис

– Бог мой! – воскликнул Келл. – Я никогда не писал своей жене ничего подобного. А вы своей?

– Я не женат, сэр.

– Но если бы были женаты?

– Он действительно очень красноречив.

– Красноречив! Точнее не скажешь! «Думаю, и вспоминаю, и тоскую, и надеюсь»? «Я люблю тебя больше жизни»? А вот это: «прикосновение руки». Что он имел в виду?

Похоже, Келл все внимание сосредоточил на этих объяснениях в любви.

– А дальше идут секретные сведения, – сказал Димер.

– Да, совершенно секретные! Полное количество дивизий союзников на Восточном и Западном фронтах! План наступления Жоффра! Но вы по-прежнему утверждаете, что нет никаких доказательств утечки – ни в ее корреспонденции, ни в письмах горничной?

– Нет, сэр.

– Однако мы знаем, что в стране, к несчастью, множество вражеских агентов, как и сочувствующих Германии людей во всех слоях общества, а потому не можем позволить себе благодушия. Если ни один из секретов не попал в Берлин, это еще не означает, что такого не могло случиться.

– Возможно, было бы надежнее просто перекрыть их источник? Каким-то образом дать понять премьер-министру, что нам все известно.

– Боюсь, все не так просто, – вздохнул Келл. – Не забывайте, что это неофициальное расследование. Как мы можем дать ему понять? Кто ему это скажет? В настоящее время он занимает высокое положение и наделен большой властью. Война идет не лучшим образом, но сам он популярен, как никогда прежде. Нам необходимо дождаться нужного момента. Кроме того, вы же читали его письма – он охвачен своего рода эротической одержимостью. Не уверен, что он вообще способен сейчас остановиться. Возможно, со временем все просто утихнет. Так часто бывает.

– Возможно.

Однако Димер сильно в этом сомневался. Во всяком случае, пока страсть премьер-министра только усиливалась.

Келл посмотрел на часы:

– Мне пора. Я должен был появиться на обеде еще десять минут назад.

– Вы не хотите забрать фотографии себе?

– Господи, нет, конечно! – ответил Келл и вернул снимки. – Я не могу так рисковать и хранить их в кабинете. Держите их под замком в Маунт-Плезант. Вы проделали высококлассную работу, Димер. Я этого не забуду.

Они вместе вышли на улицу, пожали друг другу руки на крыльце клуба. Майор отправился на обед, повернув налево, а Димер двинулся направо, к станции подземки и своему напоминающему тюремную камеру кабинету в Маунт-Плезант, где ему придется оставить фотографии на ночь, а потом в одиночестве прогуляться до дома через весь Клеркенуэлл.

Глава 21

В тот вечер премьер-министр прибыл в Кардифф, последнюю из четырех столиц, в которой он должен был выступить с речью, призывающей вступать в армию. Вместе с Марго, Вайолет, Элизабет и Ллойд Джорджем он проехал от вокзала в открытых экипажах, сопровождаемых конным эскортом, под стенами замка и по улицам, заполненным тысячами ликующих мужчин и женщин, до роллердрома – что бы это слово ни означало, – огромного современного сооружения из рифленого железа, где его ожидали десять тысяч слушателей. Когда он вошел, воздух сотрясли приветственные крики. На стропилах под крышей висели флаги.

Премьер-министр был отменным оратором. Он научился преодолевать природную робость еще в 1903 году, когда кочевал следом за Джо Чемберленом из зала в зал во время кампании за свободную торговлю – и в итоге одолел старика. Ему не составляло труда устроить грубое, площадное шоу. Держа в памяти уловки проповедников-нонконформистов[31] поры своей юности, он всегда приберегал самую эффектную фразу на конец выступления:

– Люди Уэльса, многих из которых я вижу на этом блистательном собрании, позвольте в заключение сказать вам вот что: вспомните свое прошлое! – (Одобрительные выкрики.) – Подумайте о деревнях и горах, где в былые дни ваши отцы собирались на борьбу, описанную и прославленную в ваших анналах! Будьте достойны доблести павших и оставьте своим детям богатейшее наследство – память об отцах, поставивших самопожертвование ради великого дела выше личного благополучия, а честь – выше самой жизни!

Бурные и продолжительные аплодисменты.

Потом огромная толпа взревела песню «Men of Harlech»[32]:

Разорви скорей оковы,

Громче грома грозового

Пой на страх врагам!

А его взгляд то и дело возвращался к единственному пустому месту в первом ряду.

На этот раз у премьер-министра вышло лучше, чем в Дублине. Но до самой последней минуты он надеялся, что она все-таки появится. Ее отсутствие омрачало его триумф. Вот почему ему необходимо было вовлекать ее во всё каждый день. Не разделенное с ней событие казалось не таким важным… или не важным совсем.

После его выступления призывные участки не закрывались до поздней ночи, чтобы справиться с очередями желающих вступить в армию. Каждому новобранцу дарили на память жестяной жетон с изображением валлийского красного дракона.

На следующий день к одиннадцати утра премьер-министр вернулся на Даунинг-стрит.

Китченер встретился с ним в зале заседаний, приехав прямо из Военного министерства.

Как всегда, он начал без предисловий, его необычайно голубые глаза, казалось, смотрели на все сразу и ни на что в отдельности.

– Я должен сообщить вам о последних новостях, премьер-министр. Вчера вечером мы выяснили, что бельгийское правительство собирается оставить Антверпен и отступить к Остенде. В полночь у себя дома я встретился с Уинстоном и Греем. Мы сошлись на том, что потеря такого важного порта стала бы стратегической катастрофой, и поэтому Уинстон отбыл в Бельгию в час ночи, чтобы взять ситуацию под контроль. Должно быть, сейчас он уже на месте. Он предлагает послать на помощь Королевскую дивизию морской пехоты, чтобы стабилизировать линию фронта. Надеюсь, вы согласны с таким решением.

«Ок… – тут же подумал премьер-министр. – Ок служит в Королевской дивизии морской пехоты». Утром премьер-министр получил от него письмо из военного лагеря в Кенте, в котором Ок описывал свое посвящение в солдаты: ночевки в брезентовой палатке, утренние пробежки, перетягивание каната. Если верить его словам, это был просто отдых на природе.

– Вы уверены, что они достаточно подготовлены? Мой сын начал обучение всего три дня назад.

– Уинстон, видимо, считает, что да.

– Ну что ж, раз так… то да, конечно.

Что еще он мог сказать, не создавая впечатления, будто пытается уберечь мальчика от опасности?

– Я буду держать вас в курсе событий, – сказал Китченер и направился к двери, но вдруг обернулся и ободряюще добавил: – Уверен, они покажут себя хорошо.

Премьер-министр попытался выбросить из головы дурные мысли, но напоминания появлялись повсюду.