Между добром и злом. 7 том - Кирико Кири

И всё, остальное как обрубило. Почему-то вспоминалось напряжённое, даже напуганное лицо Кондрата, который что-то ей говорил, кровь на его руках и…

И всё, больше Дайлин ничего не могла вспомнить. Но уже по тому, что всплыло в памяти, можно было с уверенностью сказать, что ничем хорошим это не закончилось. Рука ещё раз потрогала перебинтованную шею и часть лица. Её ранили? В лицо? Что с лицом?

Для любой девушки внешность была самым важным, особенно для незамужней. Можно говорить что угодно, но встречают всегда по обёртке, и Дайлин, успевавшая познакомиться с этим миром, давно это усвоило. Это парней шрамы красят, говоря об их подвигах, но почему-то к женщинам отношение было диаметрально противоположным…

Паника уже начала подкрадываться к горлу, но вместо того, чтобы поддаться ей, Дайлин сделала то, чем учил её Кондрат — сосредоточилась на совершенно других вещах.

Она попыталась сесть, и у неё это отлично получилось, пусть шея пару раз стрельнула болью. Ноги двигались, руки двигались, шея… было больно, но тем не менее понятно, что она не прикована к постели. А ещё никаких других повреждений она и увидела. Про лицо Дайлин старалась не думать вообще. Сейчас надо было думать о…

О жажде! Пить хотелось так сильно, что горло дерёт. И хотелось позвать кого-нибудь, чтобы принесли воды, но из горла вырывались лишь хрипы. Больно. Больно даже говорить. Судя по помещению и её больничному халату, она сейчас в больнице, но время позднее, и не было слышно ни звука, поэтому надеяться, что кто-нибудь сейчас к ней заглянет и поможет, не приходилось.

Дайлин легла обратно и укрылась, уставившись в потолок. И она даже не заметила, как провалилась в полудрёму. Но зато сквозь покров дремоты она услышала, как скрипнула дверь. Кто-то вошёл её проведать, судя по тяжёлым шагам. Но прежде, чем она успела проснуться и вынырнуть из тёплых объятий сонливости… её лица коснулось что-то мягкое.

Дайлин даже не пошевелилась. Просто не поняла, что происходит. А потом давление усилилось. На нос, на раны. Стало больно. Но что ещё хуже, стало почти невозможно дышать! Да её же душили! Кто-то пришёл и начал её душить!

Дайлин тут же забилась. Она вцепилась пальцами в руки убийцы, но ногти воткнулись лишь в плотную кожу верхней одежды. Всем телом Дайлин начала извиваться, даже пыталась лягнуть того, кто медленно и неумолимо отнимал у неё жизнь, однако сил совсем не было, лишь слабые попытки. Да и будь она полна сил, куда ей было сопротивляться убийце, который навалился с подушкой сверху?

Хватка не ослабевала в отличие от её попыток. Воздуха не хватало, лёгкие горели огнём, паника захватывала всё сильнее и сильнее, делая её сопротивления всё отчаяннее и вместе с тем слабее. Она не могла бороться на равных с тем, кто тем более напал первым исподтишка.

А надо ли?

Говорят, что человек проявляет себя лишь в те мгновения, когда речь идёт о его жизни. Проявляет себя, как человек, который паникует и не может ничего сделать, кроме как визжать и биться в истерике от страха. Или тот, кто способен в последние секунды собственной жизни собраться и дать бой неприятелю.

И в последние секунды утекающей жизни Дайлин внезапно вспомнила одно важное правило, которое ей пытались однажды вталдычить — нет честной драки, это не спорт, есть только те, кто вышел победителем и проиграл. А в драке все способы хорошие.

И её ладони разжались, отпустив руки убийцы. Но не для того, чтобы сдаться, а чтобы нащупать его тело, опуститься ниже и проникнуть меж полами пальто к брюкам, где найти самую главную уязвимость любого мужчины. На ней её острые коготки и сжались. Ни брюки, ни нижнее бельё не спасло от такой хватки, а Дайлин начала их ещё и выкручивать, словно пытаясь вырвать с корнем.

Давление тут же пропала, и она, кажется, даже услышала намёки на первое сопрано. Сбросив с лица подушку, Дайлин резко села, сделав несколько глубоких вдохов. Она не обратила внимания ни на прострелившую боль шею, ни на отдышку — всё её внимание было обращено на человека, словно тень или призрак дурного сна стоявшего прямо напротив её кровати. Только сейчас он корчился от боли, явно не ожидавший такого сопротивления.

Пользуясь неожиданностью, Дайлин бросилась прямо на него… и рухнула на пол. Ноги просто отказались её подчиняться после столь долгого пребывания в постели. И вместо того, чтобы прыгнуть на него, она врезалась ему в живот и повисла на пальто, утягивая за собой. Мгновение, и они оба оказались на полу.

Не успела Дайлин что-либо предпринять после неудачной атаки, как незнакомец оказался сверху. Его большие крепкие ладони сошлись на её шее, и Дайлин опять душили. Шею пронзила парализующая боль. Казалось, что ей пытаются раздавить шею. Сознание начало стремительно угасать.

Ей не хватало силы сбить его хватку с шеи, как бы она не лупила. Её руки просто физически не могли дотянуться до его лица. И будто подчиняясь какому-то внутреннему голосу, она внезапно просунул своих руки прямо меж его, после чего резко развела в стороны, ударив ровно по сгибам локтя противника. Его руки от неожиданности подогнулись, и убийца оказался едва ли не нос к носу к Дайлин, после чего она сделала то, что оставалось в этой непростой ситуации.

Ткнула ему пальцами прямо в глаза.

Ткнула что было сил ногтями прямо в эти блестящие, как стёкла, и такие же пустые бездушные глаза.

Эффект был мгновенным. Он вскрикнул как девчонка и отпрянул назад. Не услышать его было невозможно. Дайлин, воспользовавшись заминкой, открыла рот… и смогла выдавить вместо крика о помощи лишь хрип. Ноги оставались всё такими же ватными и не послушными, поэтому она поползла прочь из палаты, пока незадачливые убийца шипел и слепо пытался встать, держась за глаза.

Дверь была открыта, и было достаточно толкнуть, чтобы оказаться снаружи. Здесь, прямо напротив двери сидел и мирно спал какой-то мужчина. Нет, не просто спал, казалось, что он застыл восковой фигурой. Быстро перебирая ногами, она подползла к нему, дёрнула за ногу и… ничего.

Человек был без сознания.

А потом раздался грубый тихий голос.

— Ты издеваешься? — ещё один человек в плаще, что и первый. — Ты не можешь справиться с бабой?

— Тупая шалава… она мне глаза выткнула… ­— прошипел