Убить Голиафа - Марина Валерьевна Герасимова

– Может быть, это то, о чём говорил Иван? Наш аналог англосаксонского мирового правительства? – предположил я.

– Да, возможно. Но о его существовании нет достоверных данных. Либо это фантазии и желания нашей элиты, либо у этого псевдоправительства очень серьёзный уровень конспирации.

– Судя по всем убийствам, работали профи, – сказал я.

– Я бы сказал, не просто профи, а лучшие в своём деле. Такие услуги стоят очень дорого. Если это дело рук этого правительства, то у него неограниченный бюджет.

– Как в ФСБ могли просмотреть создание такой организации? – спросил я.

– Так ведь её же официально никто не регистрировал, – улыбнулся Виктор.

Встреча с президентом

Известие о том, что частный самолёт компании, на котором летели в Лондон Семён, Лена и Наташа, разбился, застало меня на пороге загородной резиденции президента. Звонил Андрей, мой вице. Его голос казался сухим, слишком сухим даже для делового Андрея. Именно эта чрезмерная сухость и указывала на то, насколько мой первый заместитель был потрясён. Как будто все эмоции вошли в ступор.

И этот эмоциональный ступор в тот же момент передался и мне. Услышав новость, я, на вид спокойно, слишком спокойно, отдал телефон охране, и молча в сопровождении двух человек из свиты президента проследовал в приёмную. Все мысли исчезли из головы. Ничего. Ни одной эмоции. Полный эмоциональный ступор.

Через пару минут пришёл президент. Он приветственно обеими руками пожал мне руку, обхватив своей левой рукой моё предплечье. Я сухо поздоровался с ним. Он понял моё состояние.

– А, новость уже дошла до тебя, – обыденно заговорил он, как будто речь шла не о гибели близких мне людей.

– Не переживай, твоих там не было, – спокойно и рассудительно продолжил он. – ФСБ провели операцию. Борт был пустой. Твоя семья сейчас летит на Сейшеллы, для них там зарезервирован отдельный остров, тот самый, на котором ты когда-то в девяностых отдыхал с семьёй. Генерал Пермяков сказал, что там вы с женой были счастливы. Пусть позагорают, дайвингом позанимаются. Опять же спа с лепестками экзотических цветов, релакс. Отдохнут и забудут весь этот кошмар: похороны за похоронами. А мы пока разберёмся с теми, кто на вас такую охоту объявил.

Президент говорил быстро, но чётко. Также быстро он сел в кресло, пригласив жестом меня занять место рядом.

– Но об этом никто не должен знать, – продолжил он.

– А пилоты? Обслуживающий персонал? – совсем не в тон перебил я его. Всё-таки известие выбило меня из колеи. Я вроде бы понимаю, что не нужно перебивать президента, но не могу не спросить.

– Я же сказал: весь борт летит на Сейшеллы, – спокойно ответил он, и пояснил:

– Другой борт. Наш самолёт, а люди ваши. Ваш же самолёт взорвали над Ламаншем. Наши люди взорвали. Никто не пострадал. Экипаж катапультировался. Сейчас все сми, особенно западные только и трезвонят, что об этой катастрофе. Пусть думают, что семья Айдашева погибла. Самолёт от взрыва разлетелся на куски, которые упали в море в разных местах. Так что в такой ситуации тел можно и не найти. Это естественно.

Президент налил из графина стакан воды и предложил мне выпить. Я не стал отказываться.

– Только об этом никто не должен знать, Дмитрий Петрович. Никто. Даже Иван … Тебе я говорю только из человеческих соображений: слишком много потерь для одного человека, пусть даже и потерявшего память. Ты же нам сейчас нужен в полном здравии, особенно это касается твоего ума. Идёт война. Война не на жизнь, а на смерть. Но победить в ней можно не оружием, а умом.

Президент знал, кто перед ним, и ломать комедию не собирался. Его манера обращаться ко мне по имени и отчеству с одной стороны и на ты – с другой, удивила и обрадовала меня одновременно. Он вёл себя со мной, как с человеком, которого хорошо знает. Однако с Дмитрием он не был хорошо знаком. Значит, президент рассчитывает на хорошие отношения со мной в дальнейшем.

Услышав слова президента о том, что идёт война, я вспомнил, зачем собственно хотел его увидеть, и рассказал о меморандуме, который так напугал Олега, что он чуть было сгоряча не подписал непроработанный договор и не отдал часть отрасли англичанам. Рассказал и об ужасе банкиров.

– А они-то чего, собственно говоря, боятся? – вместо ответа на мой вопрос начал развивать тему банкиров президент. – Они прекрасно понимают, что их хозяевам за океаном война – это сундук с золотом на дне морском. Рано или поздно обязательно за ним нырнут.

– Речь идёт о глобальной, мировой войне, – осторожно попытался я объяснить, чего все боятся.

– Знаю, существует такой меморандум. Мне его тоже показывали, – как-то хитро улыбнулся президент, – и чья только подпись там не стоит?! Даже моя. Вот только не помню, когда я её чирканул. Не иначе был пьян. Правда, не помню, чтобы я так пил.

– Могу я сказать Ярыгину и другим банкирам, что меморандум – липа? – спросил я президента.

– Конечно, можешь. Вот только он – не липа. Он существует. И, как всякий меморандум, является руководством к действию. Разве будет кто-то на документах такого уровня создания и секретности разбираться, чьи на самом деле там подписи стоят? На это и расчёт. Мол, в мире уже всё решено, и все президенты, на вид такие разные, на крючке у одного и того же кукловода. Все играют свои роли, каждый на своём месте, а режиссёр один. Понимаешь? Кто-то хочет создать у людей, в чьих руках капитал и промышленность, настроение предопределённости. Я бы даже сказал – обречённости.

Я понимал. Где-то есть кукловод, решивший, что весь мир – это куклы, которыми можно манипулировать по своему усмотрению. Но кто он?

– Зачем и кому это нужно? – всё-таки вставил свой вопрос я. Хотя ответ мне был уже ясен.

– Кому, кому? Уж во всяком случае не обычным людям, не человечеству. Обречённость – это тормоз прогресса. Она делает людей хуже. Ведь обречённому уже всё равно, что будет потом. Главное сейчас урвать свой куш, да побольше. Радоваться жизни, да пошире. Зато манипулировать испуганными проще. Они становятся внушаемыми и управляемыми.

Сделав небольшую паузу, президент продолжил:

– Кто-то пытается управлять миром, манипулируя сознанием людей. И этому кому-то прогресс не нужен. Сказать, что ему нужны только деньги, без прогресса и людей, конечно, можно. Но тогда можно и предположить, что мы имеем дело не с людьми, а с теми, кому плевать на людей, для кого люди – расходный материал, и в случае чего одних биороботов можно заменить