Она исчезла последней - Джо Спейн

– Нет, – честно признается он.

Агата втягивает щеки.

– Все они у Луки от разных отцов, – рассказывает она. – Это началось в позднем подростковом возрасте. Она пила, употребляла наркотики. Я училась на полицейского, а она целыми днями курила травку и глотала таблетки. Из девочек просто с разными характерами мы превратились в полные противоположности. В городе тоже начали это понимать. У Луки бывали безумные взлеты, а потом ужасные падения.

Но падения обычно видела только я. И с годами становилось все хуже. Она начала драться. Воровать из бара, в котором работала. Обвиняла Патрика и других копов. Потом ее поймали в невменяемом состоянии на угнанном снегоходе посреди озера. Она чуть не убила кого-то. Ну, а уж касательно ее дружков, так тут чем хуже, тем лучше.

– Легко привлекать плохих парней, когда рисковость – твоя главная фишка, – говорит Алекс.

– Главная мышка?

– Нет, это выражение такое. Твой образ действий. Излюбленные приемы. Определенное поведение привлекает к тебе определенных людей. Как мотыльков к огню.

– Да, точно. Она была огнем, и они кидались на нее. Конечно, я не понимала, что с ней происходит, а вот Патрик понимал. Для меня она была просто Лукой, возможно, более радикальной версией меня самой. Но Патрик видел, что ей нужна помощь. Что она была… неустойчива. А потом сестра забеременела. Эмилией. Я подозревала, кто отец. Гуляка из Рованиеми, семья при деньгах. Я там стажировалась тогда, поэтому кое-что знала о нем. Впрочем, он сразу заявил, что ребенок ему не нужен. Но Лука хотела Эмилию и попыталась исправиться. На какое-то время ее хватило. Но потом все пошло по-старому: опять пьянки, драки, любовники. Честно говоря, чудо, что она не беременела еще чаще. К тому времени, когда у нее родился Олави, Эмилия уже жила со мной. Потом Лука попыталась еще раз и забрала обоих детей, но они жили рядом со мной, так что я могла присматривать.

Агата умолкает. Она рассказывает ровным, почти безэмоциональным тоном, но Алекс хорошо представляет, как тяжело, как больно было тогда Агате наблюдать за резкими перепадами в жизни сестры. А оттого, что страдали дети, наверное, было еще мучительнее.

– Эмилия и Олави вернулись ко мне как раз перед рождением Онни, а вскоре ко мне переселились уже все трое. Онни было три дня, когда я забрала его домой из больницы. К Луке под видом посетителя явился какой-то придурок и утащил ее в клуб, а Онни остался лежать в люльке. Потом она грозилась арестовать меня за кражу ее ребенка. Напала на медсестру в больнице за то, что та меня впустила: приставила к горлу шприц.

В конце концов, правда, поняла, что у нее есть только два варианта. Тюрьма или психологическое освидетельствование. И пошла к врачу. И пока лечилась, нас было пятеро, и все дружно старались. Но потом я узнала, что Лука перестала ходить к врачу, перестала принимать таблетки. Вернее, принимала, да только не те. Пришлось отправить ее на реабилитацию. Насильно. Поначалу она присылала мне отвратительные, ехидные письма. Собиралась сбежать. Убить меня. Убить детей. Но потом поправилась. По крайней мере, так казалось.

Алекс затаивает дыхание. История и без того ужасна, но Агата говорит все тише, и он понимает, что будет еще хуже. Из-за работающей печки ее едва слышно.

– Старшие дети уже пережили столько потрясений. Пока они были со мной, в их жизни была стабильность, но потом они возвращались к ней, и какое-то время все было хорошо, однако заканчивалось всегда катастрофой. О подробностях лучше умолчать. Онни, правда, удалось от этого уберечь, но ее безумие он все-таки видел. Однажды, когда ему исполнилось два года, Лука, до этого несколько месяцев не приходившая, пришла его навестить и в качестве подарка на день рождения принесла краденную игровую приставку. А двум другим детям не принесла ничего. В конце концов она согласилась, чтобы я их усыновила. Прямо заявила своим детям, что не хотела их рожать. Это неправда, но тем не менее. К тому времени они уже называли меня мамой. Я думала, никогда не прощу ее за это, но у детей была хотя бы я. Пришлось им объяснять, что родная мама вовсе не плохая. Просто поступает плохо. Хотя на самом деле хорошим человеком она не была никогда. Только поняла я это слишком поздно.

– Ты ее боишься, – неуверенно говорит Алекс. – Я видел, когда ты прошлой ночью открыла дверь с пистолетом в руке. И явно была готова выстрелить. Опасаешься, как бы она не вернулась и не навредила детям?

– В последний раз, когда она заявилась… – начинает Агата. Потом замолкает и делает глубокий вдох. – Ты уверен, что хочешь все это слышать? История чертовски мрачная.

Алекс качает головой.

– Но это твоя история. И я ценю, что ты достаточно мне доверяешь, чтобы ее рассказать.

Агата тяжело вздыхает.

– Действительно, история. Наша последняя встреча с Лукой… Она пришла ко мне домой, когда я была на работе, и заявила, что я разрешила ей свозить детей на пикник. Патрик тогда был занят, а я задерживалась, поэтому попросила посидеть с ними знакомую девочку из города. Девчушка-то сама подросток, хоть и постарше, не разобралась, что к чему. Эмилия чувствовала: здесь что-то не так, но не посмела сказать «нет». Не понимала, что может. Дети сели в машину к Луке, и та повезла их на озеро. Был январь, и она сказала, что везет их покататься на коньках. На озере она разразилась злобной тирадой и упрекнула детей, что они выбрали меня. Дети были в ужасе. Не знали, что делать, что говорить. А потом Лука стала нюхать кокаин. И детям предложила.

Агата переводит дыхание.

Алексу хочется взять ее за руку. Он слышит в ее голосе ужас воспоминаний, но говорит она по-прежнему спокойно, по-прежнему плавно ведет машину. Она смирилась с этим, думает он, и восхищается этой женщиной.

– Лука так нанюхалась, что потеряла сознание. Двигатель не работал. Телефона у нее не было. Эмилия растерялась, но помнила, что из машины выходить нельзя. Если бы они вышли…

Алекс почти чувствует, как Агата вздрагивает.

– Мы искали их девять часов, – продолжает она. – Они уже почти замерзли. Почти погибли. Лука утверждала, что не замышляла ничего дурного, но я не знаю. Просто не знаю.

– Господи, – говорит Алекс.

Руки Агаты крепко сжимают руль.

– Ей запрещено с ними видеться, – говорит Агата. – И она соблюдает запрет. Я думала… надеялась, что даже она поняла, как далеко зашла. Но теперь, похоже, она вновь пытается вернуться.