Тридцать сребреников в наследство - Татьяна Рябинина

Алексей сделал вид, что не заметил издевки. Дотронулся до пореза с запекшейся кровью.

— Не болит, но промыть не мешало бы. А то инфекция попадет.

— Успеется. Скажите, вы так дешево цените свою жизнь? Ведь еще не поздно передумать.

— Пожалуйста, — Алексей дернул плечом. — Возитесь с ней сами. Только учтите, вы ее плохо знаете. Она упертая, как баран. Да к тому же ее еще найти надо.

— А вам что, известно, где она? — насторожился Босс.

— Нет. Но в этом нет нужды. Сама объявится.

Босс поцокал языком, покатал по столу дорогой «Паркер» с золотым пером.

— Сколько?

— А сколько не жалко? — осторожно спросил Алексей.

— Десять тысяч устроит?

— Монгольских тугриков?

— Американских долларов.

— Не смешно! — обиделся Алексей. — Припишите нолик.

— Наглость — второе счастье, — усмехнулся Босс. — Фильм «Место встречи изменить нельзя» помните? Откроем счет, положим на него… тридцать тысяч, отдадим вам карточку. Устроит?

— А где гарантия, что вы меня не обманете?

— А где гарантия, что вы нас не обманете?

— Моя жизнь, — с дурным пафосом заявил Алексей. — А как насчет вас?

— Caveat emptorium. Что значит, качество на риске покупателя.

— Ну нет, — Алексей демонстративно закинул ногу на ногу и скрестил руки на груди. — Меня это не устраивает.

Босс добродушно расхохотался.

— Миленький, да вы шутник. Теперь у вас просто выхода другого нет.

— Это почему еще?

— Слушай, парень, — Босс перестал смеяться, похоже, цирк ему надоел. — Ты идиот или прикидываешься? Между прочим, людям моим указания тебя убивать не было, только попугать, чтобы обосрался по самые уши. Что ты и сделал. И сам себя перехитрил. А вот теперь… Теперь тебе деваться некуда. Ты достанешь нам Васильеву и принесешь на блюдечке с голубой каемочкой. В противном случае — что называется, кирдык. Видишь ли, мы без тебя как-нибудь обойдемся, пусть даже себе в убыток. А вот отпустить тебя не резон. Мало ли как ты нам еще помешать можешь. Поэтому все сделаешь, как надо. И получишь тридцать тысяч. В принципе, я мог бы тебе ничего и не платить, но так уж меня приучили, что всякий труд должен быть оплачен.

Глава 52

В воскресенье Никита повез Машу в церковь. Она сама попросила взять ее с собой. Света улыбнулась обычной виноватой улыбкой и осталась дома. Никита беспокоился, что Маше будет тяжело, но все устроилось наилучшим образом. Бабушки-свечницы засуетились, мигом притащили скамеечку, расчистили место у стеночки. Всю службу Никита поглядывал на нее — Маша сидела, широко распахнув глаза и приоткрыв рот, неловко крестилась.

Когда служба закончилась, Никита подвел Машу к отцу Максиму за благословением и хотел было потихоньку улизнуть, но не вышло.

— Никита, подождите минутку, я хочу с вами поговорить, — остановил его священник.

— Отведу Машу к машине и вернусь, — кивнул он, пытаясь скрыть, что не слишком этого жаждет.

Никита посадил Машу на заднее сиденье, тщательно запер машину и пошел обратно, стараясь не думать о том, что сказала бы Света, узнав, что он оставил Машу одну.

— Как ваши дела? — спросил отец Максим, когда они сели вдвоем на лавочку, подальше от глаз любопытных вездесущих старушек. — Продвигается расследование?

Никита и хотел этого разговора — и боялся его. Почему, он и сам не мог понять. Духовника он выбрал стремительно, едва ли не в свой самый первый приход в эту церковь. Словно кто-то толкнул его: вот он. Внешне ничем не примечательный, невысокий, худощавый, лет пятидесяти, с короткой черной бородой, густо пронизанной сединой, и печальными темными глазами. Священник говорил проповедь, что-то укорительное, но спокойное, не гневное. И Никите показалось, что он смотрит на него и говорит о нем — так все попадало в точку. Да, вот такой он и есть — малодушный, сомневающийся, невежественный, но при этом самодовольный и самоуверенный. После службы Никита подошел к священнику, задал какой-то вопрос. Завязался длинный, неспешный разговор. С тех пор он часто советовался с отцом Максимом, которому доверял безгранично. И поэтому такое нежелание разговаривать о последних событиях было, по меньшей мере, странным.

Вздохнув глубоко, Никита начал рассказывать. О нападении в Озерках, о разговоре в офисе Серого и об угрозах, о похищении Маши. О своей уверенности в том, что он вычислил убийцу, и о том, что уверенность эту он ничем не может подкрепить — ну нет потому что доказательств.

Священник молчал, слегка нахмурившись. Никита тоже замолчал. Небо потемнело, начал накрапывать дождь.

— Что-то меня во всей этой истории смущает, — наконец нарушил молчание отец Максим. — Честно говоря, не знаю что. Ваша уверенность… Все, что вы говорите, Никита, вполне логично и убедительно, но… Не знаю, не знаю.

Никита почувствовал раздражение. Видимо, бывают такие ситуации, когда полагаться надо только на себя.

— Что вы намерены делать? — тихо спросил отец Максим.

— Не представляю. Идти в милицию? Оставить все как есть? Подождать, как будут события развиваться? Спровоцировать его, заставить выдать себя? Я думал о последнем.

— Я полагаю, вы догадываетесь, какой совет я могу вам дать.

— Догадываюсь, — вздохнул Никита. — Молиться, молиться и еще раз молиться.

— Не ерничайте. Вам это не к лицу, — сурово одернул священник. — Если вы хорошо подумаете, то поймете, что необдуманными действиями поставите под удар и себя, и свою семью. Это не дешевый детектив, это жизнь, в которой все взаимосвязано.

Что-то подобное говорила и Ольга. Как будто он и сам не понимал.

— Никита, обещайте мне, что подождете хотя бы несколько дней. Почему-то мне кажется, все должно скоро разрешиться. Не хотелось бы, чтобы вы ошиблись. А это не исключено.

* * *

Слова священника не давали Никите покоя. Казалось бы, какая может быть ошибка. Но… ведь были же, были кое-какие детали, которые никак не находили объяснения. Никита пытался оправдаться своей недостаточной осведомленностью. А так ли это?

Дима наконец-то пришел в себя. И не просто очнулся, а чувствовал себя вполне сносно. Никита звонил в институт, и его заверили, что через пару дней пациента переведут в обычную палату, и тогда его можно будет навестить. У него имелись кое-какие вопросы к Светиному двоюродному брату. Он обещал отцу Максиму не предпринимать в ближайшее время никаких активных действий, но визит к Диме вряд ли можно было расценивать как активные действия.

Бездействие угнетало. День, второй, третий… Ничего не происходило. Он вышел на работу, мотался по объектам, общался с клиентами, которые по большей части, сами не знали, чего хотят.

Вечером позвонила Марина. Разговаривала с ней Света, вернее, не столько разговаривала, сколько пыталась вставить слово,