Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

После нескольких звонков дверь им открыла женщина с ярко-рыжими волосами, на веснушчатом лице которой Грейс с ужасом находила черты Мэй. Кейтлин Траск на вид было едва за сорок. Она выглядела сонной, смотрела на гостей прищурившись и обнимала себя руками.

– Чем я могу помочь?

– Миссис Траск, я детектив Келлер, со мной агент Генри Уайтхолл. Нам очень жаль…

– Нет, – прошептала она и отшатнулась.

Отступив на несколько шагов в глубь прихожей, она оперлась ладонями на консоль и стала обмякать. Расслабленное тело медленно стекало вниз.

Генри рывком открыл дверь шире и подхватил Кейтлин на руки, чтобы она не упала.

– Принеси воды и мокрое полотенце, – скомандовал он.

Все произошло так быстро. Грейс застыла на пороге, не успев ничего сделать. Она наблюдала, как Генри пытался привести миссис Траск в сознание, мгновенно превратившись из профайлера-интеллигента в мужчину, который знает, как действовать в критических ситуациях.

– Грейс, пожалуйста. – Просьбу он произнес с нажимом и поднял на нее взгляд, прощупывая двумя пальцами пульс на шее Кейтлин.

– Да, я сейчас…

На кухне Грейс намочила вафельное полотенце, налила в стакан холодной воды и вернулась. К этому времени женщина уже очнулась, она лежала на полу, Генри положил ладонь ей под голову.

Грейс опустилась на колени рядом с ней, обтерла лицо влажным полотенцем, свернула и положила его на лоб.

– Миссис Траск, вы принимаете какие-то таблетки? Если нужно что-то принести…

– Нет, – покачала она головой, и Генри помог ей сесть. Голос оставался слабым.

– Выпейте воды, мэм. – Поддерживая ее со спины, Уайтхолл поднес запотевший стакан к ее губам. Губам такой же формы и цвета, как у Мэй.

Грейс вспомнила, как в детстве родители часто шутливо спорили, на кого она похожа больше. «У нее мои глаза. Тот же разрез и цвет», – говорила мама. «Но мои губы и подбородок. Вот, взгляни», – в такие моменты папа приближал свое лицо к лицу Грейс и говорил: «Ну, мы близнецы», а мама смеялась, потому что на самом деле Грейс была ее копией.

Нежные, чувственные губы бледно-розового цвета с веснушками по контуру достались Мэй от Кейтлин. Та знала об этом, видела в дочери свое отражение, ее сердце разбилось бы в крошево, увидь она, как эти губы шептали: «Мама, мамочка, помоги».

Генри довел Кейтлин Траск до гостиной, усадил в кресло, открыл окно и включил потолочный вентилятор. Она дышала так, словно ей не хватало воздуха, но вскоре успокоилась. Изломанная линия плеч разгладилась, к лицу, мертвенно-бледному, постепенно возвращались краски, руки, сложенные на коленях, еще мелко дрожали.

– Мой муж – военный. – Она начала говорить сама, не дожидаясь вопросов. – И всю жизнь, с тех пор как вышла за него, я с ужасом ждала, но была готова, что однажды ко мне заявится кто-то из штаба в сопровождении капеллана со свернутым в треугольник флагом в руках. Когда он подолгу не звонил и не давал о себе знать во время командировок, я боялась стука в дверь. Но всегда как-то проносило, и я успокаивала себя до его следующей командировки. И теперь… С тех пор, как Мэй пропала, я каждый раз неслась к двери с надеждой. Спала с телефоном в руках и никогда не выключала звук. Но теперь… у меня давно уже нет надежды, что она вернется. – Кейтлин закрыла лицо руками и зарыдала. А затем подняла взгляд на Грейс. Прозрачно-голубые глаза казались безумными. – Моя малышка… Она мертва, ведь так?

– Нам очень жаль. – Грейс взяла Кейтлин за руку и ощутимо сжала. – Мы можем сейчас поговорить о Мэй?

– Когда я могу забрать мою девочку?

Грейс поджала губы, пытаясь подобрать слова, она поглаживала ладонь миссис Траск, не в силах произнести то, что должна была.

– Мы нашли… материалы, подтверждающие ее смерть, но пока еще не поймали того, кто это сделал, миссис Траск. Мы работаем над этим и сделаем все, что от нас зависит, чтобы вы могли похоронить свою дочь как полагается. – Генри говорил тихо, мягко. Бархатный звук его низкого голоса успокаивал. – Вы очень поможете нам, если ответите на несколько вопросов.

– Я постараюсь.

Кейтлин стерла слезы со щек свободной рукой, одна все еще лежала в ладони Грейс, и ей, казалось, не хотелось разрывать этот контакт. Словно сейчас только рука незнакомки, представившейся детективом Келлер, удерживала на этом свете, не позволяла провалиться в забытье.

– Вы упоминали мужа. Он отец Мэй?

– Да, но мы… не живем вместе.

– Вы разошлись после пропажи Мэй?

– Да, когда она пропала, он еще был на Ближнем Востоке, и мы с Мэй ждали его. Но причина не в этом. Не в том, что она пропала.

– Он плохо с вами обращался? Может быть, обвинял в исчезновении дочери? Как он вел себя, когда вернулся с Ближнего Востока?

– Нет, Алан никогда… Послушайте, наши отношения с мужем не имеют к делу никакого отношения.

– Простите, нам просто важно понимать, как он отреагировал на то, что случилось с Мэй.

– Как и любой нормальный отец. Сначала он пытался добиться от полиции хоть какой-то активной работы, а потом, когда ничего из этого не вышло, стал заниматься поисками сам. Мы тогда еще верили, что она жива. Поэтому он стал… словно одержим. Его никогда не было дома, а я не могла справляться со всем одна. Мы отдалились. А потом он просто взял кое-какие вещи и…

– Он ушел?

– Я вынудила его уйти. Сказала, что он нужен мне. Сказала, чтобы он прекратил свои поиски. Он пугал меня, друзей Мэй и наших общих знакомых своими допросами. И тогда он ответил, что не может прекратить.

– Когда это случилось?

– Спустя год после ее пропажи или около того. Не знаю. Время с тех пор, как она не рядом, превратилось для меня в один смазанный день, который все никак не закончится.

– И с тех пор вы не виделись? – В Генри снова проснулся тот азарт, который Грейс впервые увидела во время работы со списком бывших «Вашингтонских псов».

– Виделись. В последний раз в середине мая. Какое это вообще имеет значение? – Она передернула плечами, встрепенулась. – Кажется, вы хотели поговорить о Мэй.

– Это имеет значение, мэм. Мы пока не можем распространяться о деталях…

– Вы же не думаете, что мой муж убил нашу дочь?

– Нет. К тому же у него есть алиби. Не беспокойтесь об этом.

– Ох, к черту алиби, детективы. Алан любил Мэй больше всего на свете. Больше меня, больше собственной жизни.