Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

Он повернулся к Елене. Она не оглянулась. Она не разговаривала уже несколько часов, и он решил, что нанёс ей травму. Это было разочарование. Сейчас было совсем неподходящее время для поиска новой игрушки. «Если это хоть как-то утешит», — сказал он, пытаясь вытянуть из неё немного больше жизни.

«Со временем становится легче».

Она молчала.

«Нечего сказать?»

Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и он видел по ее лицу, что ей было невыносимо трудно сделать это, и она сказала почти шепотом:

«Пожалуйста, отпустите меня».

Лукавая усмешка болезненно тронула его губы. Именно это ему и нравилось больше всего. Ему нравилось видеть, как они умоляют. Ему нравилось видеть, как они получают по заслугам. «Не думаю, что я смогу это сделать, Елена».

«Ты можешь получить кого угодно, — прошептала она. — Ты можешь получить сотню девушек, тысячу…»

«Ты этого хочешь? Чтобы я привёл себе тысячу других девушек, только чтобы ты мог вернуться к своей комфортной жизни?»

«Я солдат российской армии, — сказала она. — Разве это не даёт мне повода

—”

«Что-то?»

Она ничего не сказала и только покачала головой.

«Что-то?» — настаивал он, толкая ее ногой.

«Уважение?» — спросила она, и голос ее дрожал, как у слабого, испуганного животного.

Он отвернулся и посмотрел в окно. «Я мог бы поговорить с тобой об уважении», — сказал он. «Я мог бы поговорить с тобой о том, чем люди пожертвовали, чтобы сделать эту страну такой, какая она есть. То, что ты видишь, — сказал он, снова повернувшись к ней, — когда смотришь на меня, — это результат вековых жертв. Боли. Поколения россиян страдали, голодали, погибали в ГУЛАГе, чтобы сделать эту страну такой, какая она есть. Я сам был жертвой. Моя жизнь — жертва на этом алтаре».

Елена промолчала. Она не слушала его. Если и слушала, то не слышала. Никто его никогда не слышал. Как они могли? Как они могли понять? Он перенёс невообразимые муки, он стал чудовищем настолько отвратительным, что даже собственная мать не могла на него смотреть, и всё ради того, чтобы его страна получила более мощное, более разрушительное оружие. Вот кем он был. Он был жертвой на алтаре разрушения. Жертвой на алтаре потребности своего народа убивать эффективнее, более беспощадно.

Кто она такая, эта девушка, этот курсант , чтобы говорить ему об уважении? Нет. Она заплатит. Они все заплатят.

Она посмотрела на него, слезы текли по ее лицу, и прошептала:

«Я умоляю тебя».

Он покачал головой. «Прости, Елена, но это невозможно. Тебе придётся остаться со мной. Я только что получил очень неутешительные новости о предательнице-секретарше в Москве. Тебе придётся взять на себя её обязанности».

«Но я не могу».

«Да, можете», — сказал Шипенко. «И вы это сделаете». Он вытащил из кармана рукописную записку. «Это номер курьерской службы в Москве. Мне нужно, чтобы вы позвонили им, дали этот номер клиента, этот код счёта и передали им сто двадцать заказных писем, которые мой офис отправил им сегодня утром».

«Заказные письма?»

«Это почта, Елена. Скажи им, пусть переправят мою почту. Полагаю, ты с этим справишься?»

Внезапно Елена запрокинула голову между ног и начала бурно рвать на пол машины.

«Стой!» — крикнул Осип. «Останови машину!»

«Сэр, это очень рискованно...»

«Останови машину, идиот», — заорал он.

Они ехали в составе колонны из четырех автомобилей, в машине сзади находился Булавин, а в двух других находились солдаты для их защиты.

Это была смехотворная ситуация: солдаты втиснулись в Hyundai Solaris и Kia Rio без каких-либо военных модификаций, но ничего лучшего под рукой не оказалось. Если бы на них напали, это было бы похоже не на стрельбу по рыбе в бочке, а на стрельбу по сардинам в банке.

Водитель остановился, и остальные в колонне сделали то же самое. «Возьми зонтик», — сказал он водителю. «Я пересяду в другую машину». Он подождал, пока водитель достанет зонтик из багажника, затем с его помощью выбрался из машины, даже не взглянув на Елену. «Разнеси почту», — пробормотал он, оставив её одну.

По его опыту, единственный способ сохранить контроль и избежать удара в спину – это окружить себя слабыми людьми, ничего не смыслящими в этом. Это было безопаснее, чем использовать профессионалов, которые неизбежно становились жадными. Дарья была исключением. Обычно эти женщины, которых он заставлял служить себе, жили и умирали по его прихоти, так и не набравшись смелости бросить ему вызов. До сих пор это служило ему, и так будет продолжаться. Письма, которые он поручал ей отправлять, были жизненно важны. Они содержали точные инструкции для каждого из ста двадцати ключевых людей в Москве, которые были нужны ему для изоляции Молотова. Все эти люди уже получили уведомление от швейцарских банковских друзей Леви Рота о том, что они – миллионеры. Это была не просто взятка. Если бы Молотов когда-нибудь узнал об этом, он бы их убил. Никакие объяснения не спасли бы их. Теперь эти люди были его, они были куплены. Они бы поняли это в тот самый момент, когда банкиры позвонили и сообщили им. Эти заказные письма говорили им о том, кем они были куплены и с какой целью.

Он подошёл к машине Булавина и приказал всем, кроме Булавина и водителя, выйти. Затем он сел на заднее сиденье рядом с Булавиным и открыл окно. «Отвезите девушку обратно в отель», — сказал он одному из

солдаты, «и охраняйте комнату. Смотри, чтобы ей ничего не взбрело в голову». Он сделал жест, словно собирался повеситься, затем закрыл окно и велел водителю ехать дальше. Они снова тронулись и вскоре подъехали к месту назначения – знаменитой Лисичанской гимназии. До войны это была одна из лучших школ города, а теперь – одна из немногих, что ещё работали. Перед ней уже выстроилась полиция, сдерживая толпу, собравшуюся в знак протеста против происходящего. Там были матери, родственники учеников и обычная толпа политических протестующих.

Водитель посигналил и рванул вперед, чуть не сбив кого-то с ног.

«Будет бунт», — сказал Булавин, с ужасом глядя на толпу.

Полиция приехала подготовленной, вооружённой дубинками и защитным снаряжением, но, судя по виду толпы, Осип решил, что, возможно, он прав. «Тебе придётся выступать перед толпой», — сказал он, когда машина медленно тронулась с места.

Им пришлось сбавить