Чужая ноша - Марина Владимировна Крамер

довольно быстро растаяли — Светлана покупала продукты для мужа на рынке, это выходило очень дорого, к тому же потребовались дорогостоящие препараты, которых в больнице не было, и за ними пришлось ехать в одну из аптек Хмелевска.

— Ты, красивая, скоро сама упадешь, — заметил однажды Юрий, застав Светлану бессильно сидящей за столом в кухне. — У тебя вон молоко убежало, а ты даже не чувствуешь. — Он ловко сдернул ковшик с остатками молока с плиты, бросил в раковину и, засучив рукава свитера, взялся за тряпку.

— Миланка без ужина осталась, — вяло отреагировала Светлана, и Юрий помотал головой:

— Ну, уж ребенка-то накормим, не волнуйся. Я там пиццу привез, она ж любит вроде.

— Спасибо… — так же вяло отозвалась она, совершенно не чувствуя в себе сил двигаться.

Юрий, закончив отмывать плиту от пригоревшего молока, вдруг развернулся, сел перед Светланой на корточки и, заглянув в лицо, сказал:

— Светка… ну, так нельзя, ты ведь действительно сама скоро свалишься. О пацанке хоть подумай — она-то с кем останется?

— Я так устала, Юр… и нет никакого просвета… мне кажется, что я так и умру где-то в пути между больницей и работой… и все это бесполезно, Сережа никогда не очнется, я никогда не выберусь из этой нищеты… и Миланка тоже будет жить так, как я… найдет такого же, как Сережа… и вот этого я боюсь больше всего… я не хочу, чтобы моя дочь… — Она закрыла руками лицо и заплакала.

— Так давай свалим отсюда, — серьезным тоном предложил Юрий. — А что? Заберем твою пацанку и свалим. У меня есть друг в Осинске, у него немного перекантуемся, потом рванем дальше, в Хмелевск.

— С ума ты сошел, — пробормотала Светлана, не переставая плакать. — Куда мы поедем, как? Миланке в школу осенью… а Сергей как же?

— С собой потащим, — с сарказмом бросил Юрий, поднимаясь и отходя к окну. — Ты совсем, что ли? Какого черта ты должна о нем думать? С тех пор как он в больничке отдыхает, ты хоть без синяков ходишь — не нравится, что ли, соскучилась? Может, это твой единственный шанс на нормальную жизнь, ты не думала об этом? Сама же говоришь, не хочешь, чтобы дочка смотрела и такого же нашла потом — так сделай для этого хоть что-то. Решись все поменять, иначе действительно так и будет. Что тебя держит здесь, в поселке? Дом? Большая ценность!

Светлана вытерла глаза и посмотрела в спину Юрия, разглядывавшего что-то во дворе.

— Тебе легко говорить! Ты молодой, свободный… в конце концов, у тебя есть родители, брат… в вашей семье есть деньги… а без них, сам понимаешь, теперь вообще ничего сделать нельзя! Я вон лишнее яблоко Миланке купить не могу, потому что почти все уходит на лекарства для Сергея…

— А ты сама виновата, — отрезал вдруг Юрий зло. — Он тебя бил, а ты терпела! Тебе и в голову не пришло, что от него бежать надо — вот сразу после первых побоев надо было бежать!

— Да что ты об этом знаешь! — вдруг разозлившись на его слова, от которых стало очень больно, закричала Светлана, вскакивая с табуретки. — Что ты, благополучный мальчик, знаешь об этом? Или ты выживал в детдоме, когда тебя лупили все кому не лень? Или знаешь, что такое маленький ребенок на руках, а податься тебе некуда? Потому что нет никого вообще — никого, понимаешь, на всем свете! «Бежать надо было»! — передразнила она. — Много бы я набегала с маленьким ребенком и без денег, а? Сдохли бы уже обе на каком-нибудь вокзале!

Не в силах сдерживаться, она смахнула со стола стоявшую там чашку, и та вдребезги разбилась об пол. Юрий развернулся и вдруг выхватил из открытого шкафчика еще одну и тоже грохнул, глядя, как осколки разлетаются по кухоньке. Светлана сделала шаг, протянула руку и сбросила, не глядя, что-то еще из шкафа, затем снова и снова — посуда летела на пол, разбивалась, усыпая доски стеклом — до тех пор, пока в шкафу не осталось ни единой чашки, тарелки или стакана. Зато весь пол кухни оказался покрыт осколками, и теперь Светлана безмолвно уставилась на это, не совсем понимая, что же произошло, однако чувствуя при этом странную легкость в душе и в теле, как будто сбросила груз, давивший ее.

— О… господи… как же… это? — выдохнула она, и Юрий, шагнув к ней прямо по стеклам, обнял и, приподняв, поцеловал:

— Это на счастье, красивая. А посуду новую наживем, какие наши годы…

Юрий остался убираться в кухне, а Светлана побежала в садик за дочкой, по дороге обдумывая его слова. Ей, конечно, льстило, что такой молодой парень зовет ее с собой и даже дочку готов принять, но внутри что-то словно предостерегало — одумайся, а как же Сергей, ведь он от тебя полностью зависит, он же здесь тоже один, а его старенькая мать живет очень далеко и уже вряд ли сможет приехать сюда и ухаживать за лежачим недвижимым человеком.

Но с другой стороны, ей было и себя жаль — годы уходят, а что она видела? И что дочке показала в жизни? Никогда никуда не ездили, Милана не видела ни моря, ни самолета, ни даже поезда. Они не водили ее в кинотеатр в торговом центре, потому что туда нужно было ехать, а одну Светлану Сергей не отпускал и сам тоже не ехал, не хотел тратить выходной «впустую», как он говорил. Зато распускать в этот самый выходной руки он теперь не стеснялся, просто запирал Милану в комнате и добавлял громкость телевизора, чтобы заглушить звуки ударов и тихие вскрики Светланы. Она, как могла, старалась оградить дочь от таких вот впечатлений, но с каждым годом делать это становилось все сложнее. Девочка взрослела и начинала понимать, что между отцом и матерью происходит что-то неправильное, нехорошее.

«Может, Юрка прав и я зря так упираюсь? — думала Светлана, шагая по центральной улице к детскому саду. — Сергей всю жизнь меня бил, а теперь я должна ухаживать за ним… А почему? Только из-за штампа в паспорте? Я ведь давно не люблю его, вообще не чувствую ничего, кроме страха… И теперь, когда он стал беспомощным, я… Но ведь это неправильно, так нельзя…»

Но мысль, высказанная Юрием, не давала ей покоя, и Светлана ночами не спала, взвешивая все «за» и «против» и прикидывая, как все может устроиться дальше. Но нужно было принимать решение — какое-то, но нужно, а сделать это Светлана никак не могла, не