Призрак Сомерсет-Парка - Б. Р. Майерс

Во рту тут же пересохло. Я не могла выдавить ни слова, лишь кивнула и схватилась покрепче.

– Что ж, хорошо. – По его щеке пробежала капля пота. Выругавшись, он откинулся назад и потянул; жилы у него на руках напряглись. Наступила короткая передышка, ножки вышли еще, и даже показалась спинка. Потоком хлынули воды, и жеребенок выскользнул целиком. Мы отпрянули, а кобыла подняла голову.

Мистер Пембертон надорвал оболочку, и показался нос жеребенка. Хозяин Сомерсета взял тряпицу и с нажимом обтер ему морду. Новорожденный наконец тихо фыркнул, и все разразились счастливым смехом. Вместо напряжения в воздухе разлилось радостное настроение.

– Поздравляю, – с улыбкой сказал мне мистер Пембертон. – Это девочка.

Конюхи быстро убрали помещение и принесли свежее сено. Мистер Пембертон ходил вокруг пары лошадей, бережно направляя мать к новорожденной кобылке. Я же была не прочь оказаться в стороне от происходящего. Руки все еще дрожали. Под приглушенным светом фонарей конюшни мать и дочь прильнули друг к другу.

Мистер Пембертон вымылся у насоса в углу, и ему пришлось раздеться до пояса, чтобы оттереть руки и плечи. Я смотрела, как по его спине стекают капли воды, очерчивая мускулы. Признаюсь, его вид без рубашки сильно отвлекал. Я уселась на бочку, наслаждаясь зрелищем.

Подошел Джозеф – вновь с приветливой улыбкой на губах.

– Хорошая работа! – сказал он.

– Ничего подобного прежде не видела, – отозвалась я, все еще находясь под впечатлением. – А ты сколько раз помогал в родах?

Покраснев, он растолкал солому носком сапога.

– Только второй раз, мисс, но сейчас все прошло куда как лучше. Первая-то кобыла не выжила. Такая беда! Милорд тогда тоже помогал.

Мистер Пембертон надел чистую рубашку, которую ему одолжил конюх. Вид у него в такой простой одежде был завораживающий.

– А ты молодец, Джозеф, – похвалил он. – Когда-нибудь из тебя выйдет превосходный старший конюх.

Джозеф в ответ на лесть слабо кивнул, делая вид, будто та не произвела на него впечатления, но было понятно, что комплимент парень оценил. Затем он снова отошел к остальным конюхам.

Мистер Пембертон присел на край бочки рядом со мной.

– Конюхи удивляются, что вы не упали в обморок от вида крови, – сказал он. – Кое-кто тут у нас распрощался с обедом от одного только запаха.

– Нет, со мной такого бы не произошло, – возразила я. В конце концов, мне удалось овладеть искусством прятать во рту эктоплазму. – Кроме того, вы раздавали столько приказов – вряд ли у меня бы нашлась хоть минутка вспомнить о своем самочувствии.

Он обдумал это, и лицо его приняло серьезное выражение.

– Полагаю, для вас это новый опыт.

– Вы удивитесь, однако появление на свет жеребенка – новый опыт для большинства, – засмеялась я.

– Я имел в виду рождение, а не смерть.

Задумчивость в его голосе меня удивила. Я не нашлась с ответом и, выждав немного, спросила:

– А когда последний раз вы помогали кобыле жеребиться? Это случилось перед свадьбой?

– Да, – с осторожностью ответил он. – Если точнее, за несколько ночей до свадьбы. Это было так ужасно…

Я припомнила рассказ Флоры.

– Вы долго боролись за лошадь? Провели в конюшнях всю ночь?

Услышав мой вопрос, он нахмурился, так что я быстро добавила:

– Представить не могу, как это было ужасно для всех, кто там присутствовал.

– Верно, – подтвердил мистер Пембертон. – Но лошадь хотя бы недолго мучилась. К полуночи все уже было кончено. Помню, я пытался пробраться назад в замок незаметно. Не хотел, чтобы показалось, будто я уже по-хозяйски расхаживаю по Сомерсету и конюшням. – Он провел рукой по волосам. Его голос стал тихим, более мрачным. – Возможно, я не разбираюсь в положении в обществе и титулах, но в лошадях я дока и не мог не попытаться предотвратить трагедию. Кажется, я до смерти перепугал горничную. Знаю, такого не ожидали от человека, который должен был взять на себя управление Сомерсет-Парком.

Меня захлестнула волна облегчения, и тиски, что сжимали сердце, ослабли. Не сомневаюсь: знай Флора правду, она не стала бы его бояться. И все же оставался один тревожный вопрос, который требовалось прояснить.

– В ту ночь, когда вы нашли меня на лестнице и отвели к себе в комнату, я видела портрет всадницы… – Фразу я намеренно оставила незавершенной.

– Это моя мать, – ответил мистер Пембертон с необычным восхищением в голосе. – Всеми делами занимался отец, но именно она привила мне понимание, что важно находить путь к душе лошади. – Во взгляде его мелькнула печаль. – Она умерла, когда мне было десять лет, после чего в моем отце тоже что-то умерло. Он очень сильно изменился после ее смерти. – Плечи его поникли, словно на них легло бремя воспоминаний обо всех утратах.

Кобыла тихо заржала, подзывая жеребенка, что смягчило мрачность этой минуты. Лицо мистера Пембертона тут же просветлело.

– Вот почему я так люблю конюшни, – сказал он. – Езда верхом напоминает мне о матери.

– Но разве эти воспоминания вас не печалят? – спросила я.

– Да, но они к тому же дарят утешение. Когда мне хочется почувствовать себя ближе к ней, я делаю то, что она больше всего любила: отправляюсь на прогулку верхом. Тогда она будто бы рядом.

Я молчала. Это так отличалось от слов maman: одно лишь сулит любовь – разбитое сердце. Идея любви после смерти была занимательна. Я рассудила, что именно так ощущается горе, если не испытываешь чувства вины.

Джозеф негромко засмеялся.

– Малышка на ножки встает. Ох, ну разве она не красавица?

Я была вынуждена согласиться. Маленькая кобылка оказалась просто великолепна.

– Нужно ее как-то назвать, – предложил Джозеф.

Прозвучало несколько имен, но ни одно не нашло всеобщего одобрения.

Мистер Пембертон подтолкнул меня локтем.

– Эта честь принадлежит вам, мисс Тиммонс. Благодаря вам она здесь, целая и невредимая.

Стройной лошадке с густой черной гривой могло подойти лишь одно имя.

– Эсмеральда, – заявила я.

– Значит, Эсмеральда, – улыбнулся он.

Язык так и зудел рассказать ему о подземелье, но стоило подумать об этом всерьез, как я начала сомневаться. На самом ли деле я видела там человеческую кость? Было так темно.

Возможно, лучше просто забыть это ужасное воспоминание, словно кошмарный сон.

Еще час мы любовались на спящих мать и новорожденную, а потом мистер Пембертон снял с крючка свой длинный плащ и жестом пригласил меня встать.

– Боюсь, возвращаться придется пешком. Как только у кобылы начались роды, остальных лошадей выпустили на пастбище, а вы для прогулки по морозу не одеты.

Я было хотела ему