Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

Но на этот раз этого не произошло. Что-то пошло совсем не так. Почему, подумал он, он не увидел в траве гадюку, которая была Осипом Шипенко? Почему он не узнал эту кукушку в его гнезде? Как этому тошнотворному чудовищу удавалось так долго ускользать от его инстинктов? Да ещё и прямо у него под носом?

Взрыв, произошедший совсем недалеко, сотряс здание и вырвал Молотова из раздумий. С потолка посыпалась пыль, светильники дрожали и тряслись. Он сидел на краю опрокинутого стола, тяжело дыша, и оглядывал только что учинённый им хаос. Ещё несколько минут назад этот кабинет был одним из наиболее прекрасно сохранившихся образцов русской церковной архитектуры XV века в стране. Теперь пятисотлетняя мебель была сломана, иконы, заказанные царём Александром III и кропотливо отреставрированные в Палехе в XIX веке, разбиты вдребезги, и даже его собственный драгоценный хьюмидор валялся разбитым на полу.

Ещё один взрыв, ближе предыдущего, пронёсся по воздуху. Конец близок, подумал он. Они идут за ним. Как и многих до него, кто жил в этом здании, в этом самом офисе, его вытащит толпа и убьёт во дворе, как дикую собаку.

Слово «Кремль» произошло от древнетатарского слова, означающего «крепость». Именно этим и был Кремль, один из самых грозных на планете, с двумя милями оборонительной стены высотой более 60 футов и толщиной 20 футов. Его оборона была прорвана всего трижды за всю историю: один раз монголами, один раз поляками четыреста лет спустя и, наконец, Наполеоном в 1812 году. Его бастионы состояли из такой массы камня, что когда Наполеон обложил всё вокруг динамитом и попытался взорвать, взрывчатка не оказала никакого воздействия.

И всё это не учитывало многочисленные меры по укреплению безопасности, проведённые Советами, а затем и самим режимом Молотова, которые превратили Кремль из физической крепости в технологическую. Если бы он пал сегодня под натиском мирных жителей, вооружённых вилами и лопатами, то это произошло бы не из-за недостатка обороноспособности.

Комната, в которой он находился, в центре треугольного комплекса, граничащего с бывшим президиумом, арсеналом и высокой стеной, окаймляющей западный край Красной площади, считалась одним из самых надёжно защищённых и труднодоступных мест на планете. Она была сравнима с личным кабинетом Папы Римского в Ватикане или той частью Лувра, где хранилась «Мона Лиза». Именно поэтому Ленин сделал её своей резиденцией в 1918 году, а после него и Сталин.

Он должен был быть абсолютно невосприимчив к любым внутренним восстаниям.

И всё же, в него врывались со всех сторон. Он слышал выстрелы собственными ушами. Он чувствовал взрывы, когда преступные захватчики пробивались по коридорам. Отрицать это было бессмысленно. Неверные прорвались в святая святых, монголы проникли в святая святых, и они шли за ним.

Он подошёл к окну и ясно увидел, как солдаты его элитного Президентского полка убегают от безоружных протестующих, бросая на землю полуавтоматические карабины. Кто-то явно добрался до них. Они даже не сопротивлялись. Со стороны Успенской церкви и Патриарших палат валил дым, и всё больше протестующих заполняли Сенатскую площадь.

За спиной у себя в коридоре, прямо у двери, раздались выстрелы, а затем раздался ещё один взрыв и что-то похожее на крики. Он понял, что люди, которые его арестовали, пытаются отбиваться от протестующих, но понимал, что это не обязательно хорошая новость для него. Кого-то застрелили прямо у двери, и он жалобно плакал. Молотов почувствовал, как сжались мышцы в груди, но подавил в себе желание паниковать. Если его время действительно пришло, то он падет как мужчина, а не как младенец.

Он поднялся на ноги и поправил костюм. В конце концов, есть стандарты, которые нужно соблюдать. За десятилетия своего правления он превратился из чопорного бывшего офицера КГБ, известного своей безвкусицей, в развязного, ошеломляюще дерзкого мирового лидера, известного своей гладко зачесанной назад прической, которая у многих ассоциировалась со старыми гангстерскими фильмами. Когда по коридору разнеслось эхо выстрелов, он заметил на полу неповрежденную сигару и поднял ее.

Затем он встал у окна, зажег свечу и стал ждать.

Конец пришёл, подумал он, смакуя дым. Эпоха Владимира Молотова закончилась. Будь он на борту «Титаника», струнный квартет играл бы на палубе, когда корабль перевернулся. Он не мог жаловаться. Это был удачный рейс. И никто никогда не сможет сказать, что его режим сдох, скуля. Правление Владимира Молотова не зачахло и не скатилось в жалкий упадок, как и многие другие несостоявшиеся правительства. Его погубила война.

Война.

Этот великий бросок костей.

Он сделал это во имя величия Родины, и если бы смерть была ценой, он заплатил бы её добровольно и мужественно. Ни на секунду он не сожалел об этом. Ни на мгновение он не чувствовал вины. Он слишком много раз воевал для этого. Чечня, Грузия, Крым, Сирия. Двадцать лет он стирал города в порошок. Он нападал на больницы и детские сады, применял зарин против бегущих мирных жителей, опустошал целые регионы российской периферии. Никто ни на секунду не притворялся, что он чувствует вину за это.

Никто и глазом не моргнул. Ни американцы, ни европейцы, ни уж тем более его внутренние критики. Утверждать обратное было бы лишь циничным лицемерием разлагающегося, рушащегося мира, сбившегося с пути.

Президент Молотов в глубине души знал, кем он был, знал, что он сделал, какие преступления он совершил и какие грехи он совершил. И он знал,

Единственная причина, по которой его сейчас свергли, заключалась в том, что он дрогнул, споткнулся и его враги увидели свой шанс.

Он гордился тем, что начал на Украине, и знал, что его не накажут за насилие и смерть, которые он принес людям.

Его наказывали за одно-единственное дело. Он сделал недостаточно. Он нарушил единственное правило мирового порядка. Он потерпел неудачу. Он пошёл на войну, и его войска не смогли взять Киев в первые дни вторжения. Его наказывали не за убийство украинцев. Его наказывали за то, что он не смог поставить их на колени достаточно быстро.

Если бы его танки взяли Киев, как обещали, если бы они прошли по Крещатику и вышли на Майдан в срок, ничего этого бы не случилось. У Шипенко не хватило бы смелости нанести удар. Запад не сплотился бы вокруг Украины. А ЦРУ не посмело бы вмешиваться в его дела.

Именно это он и говорил себе, пока выстрелы в коридоре становились всё громче. Он сделал это по-своему и сделает это снова. Он сделает всё то же самое