Идеальная деревня - Дж. М. Хьюитт

– Мертвецкий сон, – смеялась мама.

Роза ждала, пока она не уйдет, и наклонялась к Далласу, чтобы проверить. Ничего он не умер, просто спит.

Иногда летом наутро после вечеринки Розу будило солнце. Она оставляла Далласа досыпать и спускалась вниз. Дом по утрам после гостей был другим. Деревянный пол с узелками раскрашен темно-красными лужицами и засыпан какой-то белой пылью вроде муки. Горький, едкий табачный запах висел в воздухе. Некоторые оставшиеся гости валялись на диванах и креслах, свесив ноги через подлокотники.

Именно во время одной из таких вечеринок все изменилось. Случилось это рано, до того как начинался настоящий разгул, как называла веселье мама.

Трехэтажный дом был полон до отказа. Музыка гремела. Роза покачивалась в такт мелодии под цимбалы чокающихся бокалов, тамбурины женского смеха и мужские басы.

В открытых дверях появился новый человек, которого Роза не знала, окруженный четырьмя чемоданами.

– Что за… Какого хрена?! – вскричал он, окидывая взглядом помещение.

Смущение на лицах участников вечеринки, хмурые лица женщин. Альфа-мужчины, расправляя плечи, двинулись на незваного гостя.

Отец, пробравшись между людьми, которые начали ругаться с незнакомцем, легко подхватил Далласа и держал его одной рукой под боком; другой рукой подталкивал к задней двери маму, пока она не взвизгнула:

– Мои вещи!

– Оставь их, – буркнул отец.

Он подошел к Розе, и она с улыбкой на лице протянула к нему руки, ожидая, что ее тоже поднимут в воздух, как Далласа.

Вместо этого отец схватил ее сзади за шею, будто клещами, и процедил:

– Вон.

Такого голоса она у него еще никогда не слышала.

На улице отец погнал их всех по тротуару к автобусной остановке на углу. Начался мелкий дождь. Даллас захныкал.

Мама топнула ногой и ударила отца по руке.

– Ты всегда так делаешь! – крикнула она. – Дом никогда не был нашим, да?! Он никогда не принадлежал нам, верно?!

Они все обернулись и посмотрели на дом, где в каждом окне горел свет. Люди вываливали из дверей на крыльцо. Роза увидела того мужчину, который был с чемоданами. Он продолжал орать с противным красным лицом.

Мама сжала руку в кулак и ударила отца в грудь.

– Почему ты не можешь быть нормальным человеком?! – спросила она резким и визгливым голосом. – Почему не можешь просто зарабатывать на жизнь, как обычные люди?

Отец схватил ее за запястье и толкнул. Она пошатнулась и соскользнула ногой с тротуара в канаву.

– Заткнись! Ты и дня за свою жизнь не проработала! – прошипел он и поднес палец к ее лицу, почти коснувшись носа. – Просто заткнись, или я оставлю вас всех прямо здесь.

Мама закрыла лицо руками:

– Лучше бы я их послушалась. Они были правы. Ты просто дерьмо. Настоящее дерьмо. Все, что ты говорил о Вивасии, неправда. С нею все в порядке. Это все ты. Ты затравил ее. Ты никчемный, пустой, мерзкий, лживый пройдоха. Бедная девочка. – Плечи ее вздрогнули от рыданий. – Бедная, бедная девочка.

Даллас таращился на них. Он перестал хныкать и наблюдал за родителями, явно потрясенный материнской вспышкой.

Мама села на поребрик. Она больше не плакала, и Розе показалось, что мама очень-очень устала.

– Теперь я – Вивасия, – сказала мама. – Я в ее туфлях.

Роза уставилась на мамины ноги, недоуменно наморщив лоб. Она не знала женщину, о которой говорила мама, но на ней точно были ее собственные туфли – серебристые, искрящиеся и красивые, разве что немного затертые.

Отец закрыл глаза и провел рукой по лицу.

– Заткнись, – повторил он. – Просто сиди тихо и жди здесь. – Отец собрал их в кучку. – Никуда не уходите.

Он быстро зашагал туда, откуда они пришли.

– Мои вещи! – крикнула мама. – Забери мои чертовы вещи, Чарльз!

Роза следила, как отец скрылся в ночи. Она засомневалась, вернется ли он. Представила себе жизнь без него, только с мамой и Далласом.

Она снова сможет называть маму мамочкой.

Дождик перестал. Серые тучи разошлись. Что-то сверкнуло в небе, остался мерцающий след.

Падающая звезда.

Роза загадала желание.

Отец вернулся с сумкой на плече и оттопыренными карманами. Подъехал ночной автобус; отец подсадил в него Далласа. Сверкнули синие огни катившей по улице полицейской машины. Роза, залезавшая в автобус последней, увидела, как машина резко затормозила. Человек с чемоданами был там. Он вцепился пятерней себе в волосы, лицо его было по-прежнему красным.

– …Мой дом! – услышала она его слова. Он кричал, лицо его побагровело. – Все эти люди в моем доме! Похоже, они жили здесь!

Роза села рядом с отцом. Он смотрел в окно. Она залезла в его карман, откуда бесстыдно торчал серебряный подсвечник с намотанными на него золотыми цепочками. Еще там было кольцо с кроваво-красным рубином, завернутое в шелковый носовой платок, и другие вещи: скрученная ленточка почтовых марок и несколько открыток с фотографиями мест, где она никогда не бывала. На обороте было написано имя мамы и один поцелуй. Хотя почерк был не мамин.

После долгой поездки на автобусе, поезде, снова на автобусе, а потом утомительного пути пешком они оказались у фургона. Роза обследовала его сперва внутри, затем вышла наружу и, глядя на этот маленький домик, удивлялась: а где же остальные два этажа?

Отец стоял рядом, высокий и гордый.

– Мы попробовали жить по-твоему, – сказал он маме. – Твои вечеринки, вращение в обществе… Это не сработало. Теперь мы попробуем устроить жизнь по-моему.

Внутри не было деревянного пола с узелками. Роза шепотом спросила у мамы, что за пол здесь.

– Винил, – ответила та, принюхавшись, и скривила губы. – Дешевка, – добавила она.

Мама посмотрела сквозь открытую дверь на холм и поля на его склонах, потом, переведя взгляд на папу, вскинула подбородок, гордо, непокорно. – Может быть, я вернусь домой, – сказала она. – Навещу маму, покажу ей детей. – Она замялась. Роза и Даллас никогда ее такой не видели. – Просто зайду в гости.

Отец продолжил, как будто мама вовсе ничего не говорила:

– Мы устроимся тут. Создадим свое сообщество с людьми, которые придерживаются одних с нами взглядов. Где все равны. – Он улыбнулся, и Розе показалось, что его улыбка больше похожа на оскал акулы, как в книжке, оставшейся в большом доме, который никогда им не принадлежал.

Тень отца закрыла свет, он крепко запер дверь, так что не стало видно голубого неба.

36. Эпилог

Давно уже в Волчьей Яме не отмечали праздник урожая. Последний из тех, что Вивасия помнит, устроили, когда она взяла