Еще одна версия - Андрей Хоренович Кежоян

Московского добровольного спортивного общества «Труд», и тем, что в это время в ДСО намечалось внедрение стрельбы как обязательного вида пятиборья, изготовил от имени общества «Труд» подложное письмо в адрес Института физкультуры с просьбой выдать ему во временное пользование пистолет с боевыми патронами. Получив пистолет, он передал его Мартову.

В Якутию Софа провожала Мартова вместе с Гришей. Мартов обещал вернуться в Москву через месяц.

— Не задерживайся! — крикнула Софья Абрамовна, когда поезд тронулся.

— Не волнуйся, все будет в порядке, — ответил Мартов из тамбура вагона.

Встреча с братом не предвещала ничего хорошего. Поэтому Гришино предупреждение по телефону о том, что через полчаса он зайдет к ней, и просьба никуда не уходить вновь погрузили Софью Абрамовну в глубокое размышление. После отъезда Мартова прошло больше месяца, но от него не было никакой весточки. Теперь не только становились несбыточными мечты и планы Софы, но и резко испортились ее взаимоотношения с братом. С каждым днем она все отчетливее понимала, что обманута. Вот и сейчас она чувствовала: приход Григория связан с очередным скандалом.

Вскоре раздался звонок.

— Что делать? От меня требуют возвратить пистолет! — начал Григорий Абрамович без всяких вступлений.

— Может, ты сядешь? — виновато поглядывая на брата, предложила Софа.

Григорий Абрамович молча прошел в комнату, сел на диван и уставился на нее в ожидании ответа.

— А что если еще немножко подождать? — робко спросила она.

Этого вопроса было вполне достаточно для того, чтобы любимый братец взорвался:

— Ты думаешь, что говоришь? От меня требуют пистолет! Какой я дурак, как глупо попался на удочку!..

Он еще долго бранился, ругал себя, сестру, Мартова, тех, кто напоминал ему о пистолете. В итоге они оба решили под каким-либо предлогом отсрочить сообщение о том, что пистолета у Эфроса нет.

На следующий день Григорий Абрамович изготовил фиктивное письмо о продлении срока возврата пистолета до 1 ноября, подделав подпись председателя добровольного спортивного общества, и направился в Институт физкультуры. Не успел он поздороваться, как старший преподаватель института Корухов, выдавший ему пистолет, спросил:

— Привез?

— Нет. Но я привез новое письмо.

— Какое еще письмо?

— По содержанию оно повторяет первое, только срок на использование оружия продлен до 1 ноября.

— М-да, — промычал Корухов и после непродолжительного молчания добавил: — А что дальше?

— Все будет в порядке, — ответил Григорий Абрамович.

В конце октября стало ясно, что Эфрос пистолет не вернет. Корухов поставил об этом в известность лаборанта кафедры фехтования Горбунова, который отвечал за сохранность оружия. После короткого совещания они решили сообщить о пропаже пистолета в милицию.

У меня возникли серьезные сомнения в том, что Мартов признался во всех совершенных им преступлениях. Эти сомнения еще больше усилились, когда я понял, что Мартов не в состоянии вразумительно ответить на вопрос, для чего ему потребовался пистолет. «Чтобы при необходимости запугивать кого надо» — вот все, что он сказал. Кроме того, во время обыска на квартире его жены в Невинномысске было найдено извещение о телеграфном переводе на крупную сумму — две тысячи рублей. К тому времени девятьсот семьдесят рублей Мартова уже израсходовала. Оставшиеся деньги она выдала следственным органам.

— Из каких источников вы смогли послать жене столь крупную сумму? — спросил я его на допросе.

После недолгого запирательства он ответил, что ограбил сберегательную кассу в Клайпеде.

При проверке выяснилось, что нападение на сберегательную кассу в этом городе действительно было, но завладеть деньгами преступнику не удалось. В местной газете подробно описывался этот случай.

Преступник подъехал к сберегательной кассе на такси. Выйдя из машины, он зашел в помещение кассы, где в то время находились кассир Гайдаускене и контролер Невидонскене, навел на них пистолет и, угрожая убийством, стал требовать деньги. Однако работники сберкассы не растерялись. Невидонскене нажала на кнопку сигнализации, а Гайдаускене направила на грабителя имевшийся у нее пистолет и, кроме того, открыв окно, стала звать на помощь. Не ожидая такого «приема», преступник выбежал из помещения сберкассы, сел в ожидавшее его такси и скрылся[1].

Органы местной милиции еще долго искали преступника, но результаты были очень скромные. Удалось, в частности, разыскать водителя такси. Он рассказал, что интересующий следствие человек ехал на его машине в Клайпеду из Паланги, а затем из Клайпеды попросил отвезти его в Советск. Таксист также сообщил, что это был мужчина высокого роста в черных очках. На левой щеке у него небольшой шрам, причем эта щека во время разговора заметно дергалась. В Советске неизвестный, не расплатившись с водителем, сбежал.

Контролер Невидонскене и кассир Гайдаускене назвали те же приметы грабителя, что и водитель такси.

Вначале всех этих сведений было недостаточно для розыска опасного преступника, но теперь, когда Мартов подтвердил, что данное преступление — дело его рук, они, безусловно, получили доказательственное значение. Кроме того, описанные свидетелями приметы преступника — шрам на лице и подергивание левой щеки во время разговора — совпадали с имеющимися, как принято говорить у криминалистов, особыми приметами Мартова. И, наконец, обе работницы сберкассы опознали в Мартове человека, совершившего разбойное нападение, а водитель такси — человека, которого он возил из Паланги в Клайпеду, к сберкассе, а затем в город Советск.

То, что Мартов признался в попытке ограбить сберкассу в Клайпеде, не объясняло, откуда у него взялись две тысячи рублей. Поэтому естественно, что я опять задал ему тот же вопрос:

— Где вы взяли эти деньги?

После долгого размышления Мартов пробормотал:

— В Кишиневе.

— А что было в Кишиневе?

— В январе 1974 года, — заявил он, — я приехал туда, чтобы ограбить сберегательную кассу. Здесь я похитил из сейфа и из стола кассира изрядную сумму.

Прежде чем устанавливать подробные обстоятельства этого ограбления, я запросил Кишинев: действительно ли оно было? Вскоре оттуда пришла телеграмма с сообщением, что такое преступление было и до сих пор не раскрыто. Вслед за телеграммой поступило и само дело об ограблении сберкассы.

Утром 21 января 1974 года в одну из сберегательных касс Кишинева вошел высокий мужчина средних лет. Он назвался слесарем жэка и, не спросив ни у кого разрешения, стал ремонтировать в помещении сберкассы сантехоборудование.

— Мы же не приглашали! — удивилась заведующая сберегательной кассой Карпенко.

— В порядке профилактики, — ответил представитель жэка.

Заведующая пожала плечами, но возражать больше не стала.

Через день слесарь жэка опять пришел в сберкассу. На этот раз