Скверное место. Время московское - Вадим Тихомиров

– Начальника УБОПа области.

– Виктор Егорович, вы ничего не путаете? Я капитан милиции, а это, насколько я понимаю, полковничья должность. Так у нас не бывает.

– Да видишь, Андрей, тут какая штука. После того как арестовали Фридмана, встал ребром вопрос, кого назначать начальником Управления по борьбе с организованной преступностью. Предложенные УБОПом кандидатуры вашего начальника главка Пестова не устроили. Я тут мало понимаю почему. Потому я ему сказал, Пестову, он, кстати, мой хороший знакомый, что тогда пусть назначает любого, кто у него работает в ГУБОПе. А в Москве, в главке, когда начали личные дела смотреть, оказалось, что ты из нашей области. Пестов предложил мне с тобою познакомиться. Короче, если ты мне подойдешь, я буду просить его, чтобы он назначил тебя начальником управления. Вот и Стас тебя рекомендует, о тебе только хорошее говорит. Как ты на это смотришь?

– Да я не планировал так быстро возвращаться, – изо всех сил скрывая разочарование, объяснял Большаков. – Я скоро должен квартиру трехкомнатную в Москве получать. Здесь все серьезно. Если ты приходишь на работу приказом министра внутренних дел, значит, получаешь жилье. Если приказом заместителя министра – тоже работаешь в министерстве, но без предоставления жилья. Такая вот фишка. И кто это знает, тот говорит, дайте мне приказ министра. А кто не знает, приходит, а его и на очередь не ставят.

– А тебя поставили?

– А меня поставили.

– То есть ты работаешь в Москве ради квартиры?

– Не только, но тем не менее…

– Так и я тебе дам квартиру. Такую же, а может, еще и лучше. Мы это сделаем на уровне гарантийных писем.

– Да как? Разве можно сравнивать квартиру в Москве с квартирой в провинции? Да меня жена убьет. Она надеется жить в Москве, а я что, приеду и скажу, здрасьте, два с лишним года коту под хвост?! Ой, нет. И потом, я уже привык на своем месте. Виктор Егорович, вы уж скажите Пестову, что я вам не подхожу, мол, слишком молод для этой должности.

– Ну что ж, наше дело предложить, ваше – отказаться.

– Разрешите идти, очень много работы.

– А пиво?

– А работа?

– Ну как скажешь. Приятно было познакомиться.

Когда Большаков ушел, Шитов достал из портфеля огромный сотовый телефон, полистал записную книжку и, найдя в ней нужную страничку, медленно набрал номер.

– Здорово опять. Говорить можешь? Ну, встретился я с ним. Да как? Мне он подходит. Серьезный. Да, оформляй. Но предупреждаю, он упертый. Да, не хочет ни в какую. Ну, понятно. Благодарю. Да, хорошо. Да, помню. Давай.

* * *

Кондиционер в кабинете начальника Главного управления по борьбе с организованной преступностью генерал-лейтенанта милиции Пестова исправлял невыносимую тридцатипятиградусную жару в приемлемые восемнадцать. Пестов говорил медленно, словно зачитывал приговор Большакову:

– Ты уже знаешь, капитан, что по уровню компетентности ни один, ни второй предложенный кандидат, как я это вижу из Москвы, не подходят на должность начальника областного УБОПа. У себя дома они, может быть, и соколы, а по московским меркам слабоваты. Для тебя эта область не чужая, поэтому я тебя и вызвал. Как нам из этой ситуации выходить?

– Товарищ генерал-лейтенант, – обратился к нему Андрей, все еще надеясь, что предложение Шитова было обычной самодеятельностью чиновника и начальник главка, в отличие от губернатора, еще не сошел с ума, – мое предложение такое: надо поискать достойных кандидатов из других областей.

Начальник главка протянул Андрею чистый лист бумаги:

– Я сделаю встречное предложение. Вариант первый. На этом листочке ты сейчас пишешь, что уходишь на пенсию.

Андрей замер. Что-то больно ударило по вискам и сбило дыхание.

– Товарищ генерал-лейтенант, а что случилось-то? Я вроде нормально работаю. Вы недовольны результатом? У меня и опыт есть, и взысканий нет. За что?

Пестов молчал. Мхатовская пауза затягивалась, но явно была по душе генералу.

– Да и какая у меня выслуга? – Большаков потихоньку приходил в себя. – Я всего лишь капитан, мне всего тридцать лет. Кто же мне даст пенсию?

– Ну… Есть и второй вариант. На этом листочке ты можешь написать другой рапорт на мое имя, чтобы тебя назначили начальником УБОПа в свою область.

– Так я же всего лишь капитан.

– И что? Ведь ты когда-то был первым секретарем горкома ВЛКСМ?

– Нет, всего лишь райкома.

– Всего лишь. Это совсем не всего лишь! Если бы страну не развалили, ты, наверное, уже был бы в обкоме партии. Так?

– Не исключено.

– Вот, а ты говоришь – всего лишь. Тебе когда майора получать?

– Через несколько месяцев. Через четыре месяца, если не ошибаюсь.

– Завтра будешь майором, я это сделаю своей властью.

– Спасибо, но, товарищ генерал-лейтенант, у меня такая ситуация, семья. Я же приехал сюда, чтоб и квартиру получить.

– Все правильно. Но, как там принято говорить, Москва для москвичей. Чего затих? Тебе губернатор даст квартиру.

– А я могу подумать?

– Да. Пока я хожу из кабинета в приемную.

Оставшись один в кабинете, Большаков еще некоторое время неподвижно сидел на стуле, потом тяжело вздохнул, достал из кармана кителя шариковую ручку и что-то размашисто написал на лежавшем перед ним листке. Потом положил его на стол Пестова. Вернувшийся со стаканом чая в руках начальник главка взял в руку листок, просмотрел и пожал Андрею руку:

– Поздравляю тебя, капитан. Надеюсь, сработаемся.

– А как все это будет происходить? Что сейчас от меня требуется?

– Ничего. Я слышал, ты в отпуск собрался?

– Так точно.

– Пусть так и будет. Отправляйся в отпуск. Я тебя найду.

– Разрешите идти?

– Ступай. Хотя постой! – Пестов громко отхлебнул крепкого чаю. – Давно хочу спросить, у тебя что, есть польские корни?

– Никак нет.

– А почему ты Казимирыч? Казимир – это же польское имя.

– Деда моего, Василия Дмитриевича, когда тот строил Беломорско-Балтийский канал имени Сталина, спас от смерти его друг, поляк. Вот в честь него дед потом и назвал своего сына, моего отца.

– А что твой дед делал на Беломоре? Охранял?

– Нет, сидел.

– Как сидел? Зэка? Час от часу не легче. Почему я об этом не знаю? За что был осужден?

– Был секретарем комитета комсомола трамвайного депо. Потерял комсомольский билет, за что и получил год исправительных работ.

– А-а-а… Понятно. Что ж… Времена не выбирают, в них живут и умирают. Как сказал один поэт. Ну ладно, майор, иди работай! Там у тебя в области совсем плохи дела. Там так плохо, что хуже еще поискать надо.

* * *

Вот как ей было сказать, что они никогда не станут москвичами?! Нет, он