Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

Микаэла кивнула.

– Я же тебе говорила, что у нее особенные работы. Проникновенные.

– Да нет, – перебил Антуан, – мне стало интересно, как психическое расстройство повлияло на ее творчество? – Микаэла изумленно уставилась на Антуана. – Насколько безумным надо быть, чтобы преуспеть в искусстве? – Он нажал на кнопку кофемашины, и та зажужжала на всю кухню. – Ты говорила, эта художница была ученицей Матисса. Неужели он не видел ее странности?

– У Анри тоже были проблемы. Он страдал от депрессии и бессонницы, иногда рыдал во сне и просыпался с воплями. Однажды без всякой причины у него появился страх ослепнуть. Он даже научился играть на скрипке, чтобы зарабатывать себе на жизнь уличным музыкантом, когда потеряет зрение. – Микаэла задумчиво посмотрела в окно. – У Сигрид Йертен другое – у ей просто не хватало сил быть всем и сразу: художницей, матерью, женой. Это изматывало ее. Пока муж ездил по выставкам, она оставалась одна с ребенком и своими картинами. Холсты становились все более эмоциональными, в них отражалась ее внутренняя борьба. – Антуан внимательно слушал. – В тридцать втором она не выдержала. Начала лечиться в психиатрической клинике. Хотя именно тогда она создала множество работ, переосмысливая свои прежние картины. Даже успела провести ретроспективу в Стокгольмской академии. А потом развод, больница и смерть после лоботомии.

Антуан поставил на стол чашки с свежесваренным кофе и пачку печенья.

– Ван Гог, Матисс, Сигрид Йертен… Интересная тема для исследования, – пробубнил он себе под нос. – Извини, Мика, я все о своем да о своем.

– Обычное дело. – Микаэла насыпала сахар в чашку. – Моя знакомая нутрициолог по натюрмортам изучала рацион художников-импрессионистов. Потому что среди них нет толстяков. А моя мама, дизайнер интерьеров, ходила на выставки подсмотреть готовые палитры для оформления помещений. В искусстве каждый находит свою тему. То, что ему ближе всего. А вообще, каждое творение, картина, скульптура, книга, всё что угодно в самой глубине своей сути – автопортрет.

– Ну не знаю… – Антуан с сомнением посмотрел на Микаэлу. – Глядя на твои картины, тебя в них не узнать. Они, конечно, оригинальные, но схожести мало, то есть совсем нет. И кстати, почему ты изображаешь людей с закрытыми глазами?

– Только спящие лица бывают настоящими, – пояснила художница. – В бодрствовании лицо искажается эмоциями, памятью и притворством.

– Ты – как мой брат, – усмехнулся Антуан. – Он тоже считает, что мы все не настоящие, носим маски, изображая кого-то. Он призывает человечество быть самим собой, чтобы стать действительно свободным.

– Быть собой – пожалуй, одна из самых нежизнеспособных идей, – возразила Микаэла. – Люди переоценивают уникальность собственной личности. Я стараюсь не воспринимать себя слишком серьезно. Если разобраться, я всего лишь набор отражений в зеркалах людских глаз, просто коллекция ролей и масок. Так какую же из них мне назвать «собой»? Дочь, племянницу, художника, инвалида или, быть может, ту субстанцию, что остается в одиночестве? Как говорит мой психолог, мы обретаем собственную идентификацию исключительно при взаимодействии. А если все они – мама, тетя, врачи— соберутся вместе, в кого тогда превратится мой образ? – Антуан молчал. – В универсальный социальный лик, где соблюдены какие-то нормы? Кстати, «быть действительно свободным» – тоже сомнительный тезис. Это вообще как? – Она задумалась. У нее сделалось такое выражение лица, будто она решала в уме сложную задачу. – И что делать с этой свободой? – спросила она скорее саму себя.

– Можно выбрать не зависеть ни от кого, – предложил Антуан.

– Не зависеть ни от кого – значит, беспросветно зависеть от себя. А еще это означает одиночество. Кстати, самая страшная пытка – одиночная камера. Но ты прав, у нас есть право выбора, и это величайший дар. Мой психолог утверждает, что главное не отказываться от этого права.

– Ты часто ходишь к психологу?

– Она сама ко мне приходит. Раз в неделю. Сегодня как раз такой день. Так что я скоро пойду.

– А что еще она говорит?

– Задает разные вопросы, я отвечаю, потом мы обсуждаем мои ответы. Через них и я, и она лучше узнаем меня и мое состояние в данный момент.

– Интересно.

– Очень. Хочешь, попробуем?

Антуан замялся.

– Да ладно, давай, – она хлопнула его по плечу. – Представь, что тебе дали конверт, внутри которого написано, когда ты умрешь. Ты бы его открыл?

– Ни за что, – замахал руками Антуан.

– Я тоже отказалась.

– И что это означает?

– Это показывает, как человек относится к жизни и насколько ему свойственен фатализм. Мы с тобой фаталисты. Или вот еще… Есть ли что-то, что ты делаешь не так, как все люди?

– Всё, – Антуан засмеялся. – Мне вообще кажется, что я – не как все.

– Значит, ты очень креативный, – пояснила Мика.

– Ну конечно, – иронично согласился он.

– Еще вопрос. Ты бы подружился с самим собой?

– Без раздумий.

– Ого, у тебя очень завышена самооценка.

– А ты бы что, не подружилась?

– Ни за что! – отрезала Микаэла, будто ничего естественнее и быть не могло.

– Отчего же? – Антуан приподнял бровь.

– Ты не будешь смеяться, если я расскажу?

– Я подумаю.

– Ну ладно, слушай. Я как-то попыталась сходить на свидание с собой. – Её голос звучал немного смущенно. – Боже, это было худшее свидание в жизни! Такая капризная. Там не садись, туда не ходи. И жадина такая. Зажала денег на плюшку и кофе. Слишком дорого ей показалось. Ещё ворчала всю дорогу, что коляска на брусчатке трясётся. Все понять не могла, почему мы вообще в коляске едем. С головой у нее конкретные проблемы. Не поговорить нормально, не посоветоваться. Это было наше первое и последнее свидание.

Антуан захохотал.

– Прости, прости, но это очень смешно, – он тщетно пытался успокоиться.

– Мне так хорошо, – неожиданно сказала Мика.

Антуан мгновенно посерьёзнел и в растерянности уставился на девушку. В её глазах мерцали отблески желтого света, заливавшего квартиру. От Мики исходило такое нежное тепло и близость, что у Антуана защемило сердце. Его руки мелко задрожали. А что, собственно, произошло, он не мог сообразить. Она произнесла всего три слова. Но как! Он вдруг понял, как много значит для другого человека. И кому-то хорошо только от того, что он рядом.

Антуан придвинулся ближе к Мике и коснулся коленом ее колена. Руки перестали дрожать, сердце забилось тише. Они сидели рядом, расслабленные, умиротворённые и очень счастливые. «И ведь, действительно, как хорошо, – думал Антуан, – так просто сидеть на кухне. Лицом к лицу, коленка к коленке. Так можно жить».

Антуан

Ночью лютовала метель. Сгибала деревья и засыпала всё вокруг снегом. Ветер яростно бился в стекла, грозя разнести их вдребезги.