Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

Он замолчал, взгляд его затуманился. Микаэла тяжело вздохнула. Воспоминания всколыхнули её собственные раны.

Когда позвонили из больницы и сообщили, что её мамы больше нет. Такой обыденный звонок. Без эмоций, лишь холодное: "Сожалеем". Они с тётей долго смотрели друг на друга, не веря, что это возможно. Потом тётя начала звонить в больницу, умоляя не делать вскрытие. Надеялась, что ещё не всё. А если разрежут, будет всё.

Затем понадобилось опознание. Микаэла видела, в каком жутком состоянии была тётя, и решила поехать сама. Одна.

Её провели в холодный, стерильный зал, где всё заливал ослепляющий синюшный свет. Выдвинули ящик. На сером фоне проступил знакомый профиль.

– Мама… – сказала она, чувствуя, как дрожит голос.

Её вывели из морга, и вдруг она засомневалась: а она ли это?

Микаэле пришлось вернуться второй раз. Только после этого, доехав до дома, она наконец признала: мамы больше нет.

Но стоило ей зайти в квартиру, как реальность снова дала трещину. На вешалке висел мамин плащ, на обувнице стояли её туфли. Она стала метаться по всей квартире с криками: "Мама, мама!" Вот тогда её и накрыло по-настоящему.

Микаэла заерзала в кресле.

– А твой брат Алекс? Как он пережил потерю отчима?

– Легко, – отозвался Антуан. – Будто его в нашей жизни и не было.

– А ты говорил, у брата есть девушка? Он её любит?

Антуан засомневался, что знает ответ.

– Не думаю… У него нет той слабости, которая нужна… – Он вздохнул. – Я всегда завидовал ему, а теперь особенно.

– Ты завидуешь, что у него нет слабости любить? – удивилась Мика.

– Я завидую тому, что он лучше меня, – признался Антуан.

– А я думаю, что любовь – это не слабость, – возразила Микаэла. – Это необыкновенная сила. Она может осветить всё вокруг, даже самую тёмную ночь.

Антуан опустил глаза.

– Но перед ней мы бессильны, – сказал он, словно разговаривал не с ней, а с самим собой. – Он приподнялся на локтях. – Ну что, сеанс окончен?

– Не совсем, – Микаэла выглядела сосредоточенной. – Подытожим… Ты думаешь, что медбрат хочет обвинить тебя в смерти человека. Моей мамы. Но у него недостаточно доказательств, и он пытается их найти. Тебя преследует страх разоблачения. – Антуан кивнул, чувствуя себя маленьким ребёнком. – На его действия мы повлиять не можем. Но с твоим страхом можно попробовать что-то сделать. Я сейчас дам тебе парочку советов.

– О нет, – запротестовал Антуан, вставая с дивана. – Мне уже легче. Может, включим свет?

– Хочешь, чтоб в жизни стало что-то иначе, надо её иначить, – строго сказала Микаэла, не двигаясь с места.

– Иначить? – иронично переспросил Антуан.

– Именно. И я тебе помогу.

– И не только мне, а всему шведскому народу своим вкладом в шведский язык.

– Анте, ты думаешь, я случайно появилась в твоей жизни? Вовсе нет. Каждого человека мы встречаем именно тогда, когда больше всего нуждаемся в уроке, который он с собой несет. Поэтому тебе стоит меня послушать.

– Интересная теория, – Антуан прикусил нижнюю губу. – А какой урок принес я?

Мика с минуту поколебалась.

– Ты показал мне, что есть люди, которым тяжелее, чем мне. И для этого вовсе не надо болеть. – Антуан внутренне напрягся. Будь в комнате светло, она заметила бы, что он сгорает со стыда. – Мой психолог, – продолжала ничего не подозревающая Микаэла, – однажды посоветовала нарисовать свой страх. Вот так просто, и для этого не нужны кисти и краски. Обычного листка и карандаша хватит. Вот и ты попробуй. Представь свой страх, какой он? В какой части тела живет, чего хочет. Потом порви рисунок и выбрось в ведро или сожги. Это помогает. Честно. Я делаю чуть иначе – превращаю его во что-то хорошее, добавляя краски, улыбки, шапки. И страх становится вроде как и не страхом. Помнишь, как у Экзюпери: «Вот тебе ящик. А в нем сидит такой барашек, какого тебе хочется». Точно так же ты можешь повернуть свою реальность, перерисовав её заново. Ведь страх – это просто эскиз, его можно или стереть, или раскрасить, превратив во что-то совсем иное. Всё в твоих руках. То есть все в твоих мозгах.

Антуан машинально обвел взглядом висящие вокруг картины. В темной комнате вырисовывались только нечеткие контуры. Но он никогда еще не видел их так ясно. Каждый холст, каждый мазок обрели смысл – в них скрывались Микины страхи. В геометрических фигурах пряталось её одиночество, в искажённых телах – страх перед болезнью, в ликах святых – отчаянная мольба о спасении. Всё, что она не могла произнести вслух, всё, что копилось годами внутри, выплёскивалось на эти полотна. Сердце сжалось. Антуан вдруг почувствовал прилив нежности. Он аккуратно подхватил Мику и отнес на диван. Он целовал её, как никогда раньше… Ласкал, грел своим телом, умер бы за неё.

– Я люблю тебя, – шептал он. – На всю жизнь. Навсегда. Сильней, чем ты можешь представить. Ты мне веришь?

– Я знаю, – тихо сказала она. – Только тот, кто любит, способен быть рядом с больным человеком.

По её лицу текли слезы счастья, а за окнами медленно падал снег. Ветер подхватывал снежинки, и они кружились в воздухе, впервые не прячась, а танцуя.

***

Звонок телефона застал Алекса за бритьем.

– Это становится дурной традицией. С самого утра покоя нет! – проворчал Алекс, глядя на пенную бороду в забрызганном зеркале. Он наскоро умылся, накинул халат и взял трубку.

– Месье Берг, извините за беспокойство, с вами хочет поговорить мадемуазель Санчес. – Мелодичный голос секретарши слегка развеял раздражение Алекса.

– Санчес? – удивился он. Никого с такой фамилией он не помнил.

– Дайте сюда! – прорвался в трубку знакомый голос.

– Алло! – Пегги почти кричала, как обычно делают люди, неуверенные в качестве связи.

– Пегги, я тебя прекрасно слышу.

– Я внизу, – уже тише сказала она. – Меня не пускают наверх.

– Сейчас спущусь. Дай мне минут пятнадцать.

В ресторане отеля витал аромат свежесваренного кофе. Перед Алексом стоял дымящийся омлет с сыром, «Мадемуазель Санчес», отодвинув уже пустую тарелку, сидела напротив – бледная и потерянная, рассеянно глядя в телефон.

– Что стряслось? – спросил Алекс.

– Все ужасно! – выпалила она. – Пьер так вчера и не позвонил. А когда я набрала сама, он сбросил вызов. Это так на него не похоже…

– Что именно? – в голосе Алекса сквозило легкое раздражение.

– Чтобы он увидел меня с другим, ничего не сделал, а потом еще и на звонок не ответил, – она стукнула по столу мобильником. – Он же… Он говорил, что я особенная. Заставил поверить, что я могу всё, что я рождена стать великой актрисой. А теперь… – Она