Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

— В апреле, мае, в июне тоже. А потом она под машину угодила. А он не приходил больше. Кому калека нужна? Это я понимаю. Мужики сразу баб бросают в таком случае.

— Его убили, — полковник Гущин подвинул к ней жуткое фото из дома в Дятловке. — Это он.

Жанет смотрела на снимок.

— На меня это повесить хотите?!

— Нет, я слушаю, как все было — вашу версию.

— А нет никакой версии. Мне старшая девка Регины не нужна была — сколько раз мне вам повторять? И хахаль ее не нужен. Им тоже никто не нужен был, они лишь друг на друга смотрели, друг друга замечали. На остальных — плевать и растереть. Уж не знаю — любовь это у них была? А кто же это его так? Зверь, что ли, какой?

— Нет, это не зверь, Жанет, — ответил полковник Гущин. — Так почему вы говорите, что Пелопея липла к вам? Как это понимать?

— Так и понимай. Я у лифта сижу — она мимо идет, к себе. Один раз вечером я поесть себе разложила, надо же поесть человеку? Хлеб, колбаса с чесноком. И вдруг она в подъезд входит — наряженная вся, словно с тусовки. Одна — ни хахаля с ней, ни братца. И не пьяная, но видно, что глючит, под кайфом. И ко мне запросто: чем это так пахнет у вас? Я ей: колбаса кровяная, сама, мол, делаю. И дала попробовать. Она засмеялась: что, правда из крови? Я говорю: да, из крови свиной. А она мне вдруг: а не могли бы вы мне достать два литра свежей крови? Я говорю: пожалуйста. Через два дня вышла на работу опять, поднялась к ней на этаж, позвонила. Она открывает, я ей бутылку с кровью. На ферме у знакомых купила, они свиней держат, режут. Она мне — деньги. Я не взяла. Спросила: зачем вам два литра? А она засмеялась так странно — говорит, вампирская вечеринка в клубе, классный прикол. Я ее там, в квартире, могла прикончить, если бы захотела, — стукнуть по голове или придушить. Так я ведь этого не сделала. Потому что не она мне всегда нужна была, а младшая, Регинкина любимица. А сейчас, после аварии, я Пелопею несколько раз на Бронной встретила — так она на меня ноль внимания, не узнает. И про два литра забыла. Я все думаю — она и правда память потеряла или только притворяется?

Или притворяется?

А мы гадали, где Пелопея кровь нашла для бывшей подруги. Бутылку о ее голову не разбила, предусмотрительно перелила кровь свиную в картонный пакет.

Катя ощутила, как тошнота опять подкатывает к ее горлу. Все нарастало и нарастало как снежный ком.

Полковник Гущин слушал эти излияния Жанет молча.

— С вами поступили жестоко и бесчеловечно, — сказал он после паузы. — Я могу понять ваши чувства. И желание отомстить могу понять. Но это, — он указал на снимки трупов, — чудовищная вещь.

— Я повторяю: это сделала не я.

— Регина Кутайсова мне сказала то же самое о нападении на вас на конкурсе красоты. Вы видели, кто на вас напал?

— Нет. Но я и так знаю — она.

— Регина это категорически отрицает. Она сказала мне, что на тот момент конкурс уже потерял для нее всякую ценность, потому что она собиралась замуж за Платона Кутайсова. Нападение на вас она не совершала и не заказывала. По ее словам, сделал это другой человек. Ее сожитель Емельян Заборов, отец нынешней жены ее бывшего мужа.

Катя слышала это впервые.

Вот что Регина внушала ему за закрытыми дверями кабинета.

Лицо Жанет скривила гримаса.

— А вы ей больше верьте, — парировала она. — В этом семействе — ложь на лжи. Я все эти годы внимательно к ним присматривалась, случай караулила. Так вот, у них все напоказ. А что на самом деле — черт разберет. Регинка всегда была такой, с молодости: все напоказ, как лучше себя представить в чужих глазах. Она и вам мозги запудрила небось — безутешная мать, дни и ночи заботящаяся о больной дочке, да? Может, первое время она о дочке и заботилась. А сейчас — мне ли не знать — целые дни у подруги проводит, у хозяйки моей: утром все в кафе, потом дома сидят, винцо потягивают, или по магазинам, или еще куда. А Пелопея дома одна, черт ее знает, чем занята, когда младшие к ней не приезжают. Так что все это — показуха и ложь.

А Пелопея дома одна, черт ее знает, чем занята…

Катя была уверена — Гущин тоже обратил внимание на эту фразу.

Но он не стал ни делиться своими соображениями, ни отвечать на Катины вопросы — сразу после допроса Жанет ушел к себе в кабинет и начал звонить экспертам и в прокуратуру.

Было уже поздно — без малого девять вечера. Следовало идти домой и ждать новостей следующего дня.

Из Главка Катя и Клавдий Мамонтов вышли вместе. Катя заметила — после Дятловки он все время молчит.

— Ладно, по домам, — сказала Катя. — Пока, Клавдий, до завтра.

Он шел с ней рядом по Никитской улице.

— Такси поймаем, я вас до дома довезу.

— Я сама доберусь. Вам в Бронницы, а вы без машины.

— Я у мамы-папы заночую. Такси пополам, не спорьте. Я не о вас забочусь, а в первую очередь о себе. Такой я эгоист. Я опомниться не могу от того, что мы с вами сегодня видели. Не хочу оставаться один, сколько это возможно.

— Ваши родители-археологи тоже раскапывали старые могилы.

— Дело не в этом. Дело в том, что я искренне хотел помочь этой девочке. Этой искалеченной девочке. Я все это время жил с мыслью, что надо восстановить справедливость, помочь ей, наказать того ублюдка, который… А теперь мне кажется, что все мои намерения основывались на неверных выводах.

Катя молчала.

— Многое не сходится, — сказала она наконец. — То, о чем вы сейчас думаете. То, о чем думает Гущин. Столько нестыковок, что я…

— Как раз очень многое сходится, — возразил Клавдий. — Вы сами это знаете. Только пока не можете принять.

Они поймали такси у Никитских ворот. До Малой Бронной и Патриарших — рукой подать, но они как будто боялись этого места.

У дома Кати на Фрунзенской набережной они попрощались. Клавдий не стал намекать — может, эту ночь после страшных событий мы проведем вместе…

Нет, он не стал поступать столь банально, хотя Катя этого боялась, борясь с тошнотой, тоской