Комната лжи - Никки Френч

Началась кутерьма с переездом из ветхого здания на Севен-Систерс-роуд в светлый сияющий офис рядом с круговым перекрестком на Олд-стрит. Помимо багажа воспоминаний и эмоций за прошедшие годы накопилось и немало вполне материального багажа: целые шкафы писем, документов, эскизов, набросков… Прекрасные рисунки, которые не грех и в рамку вставить, финансовая отчетность, которую надо сохранить, сентиментальные напоминания о славных прошлых днях, ну и, как водится, груды мусора. Проблема заключалась в том, чтобы разобраться, где что. Это было не просто поглощение, они покидали родной дом и переезжали – нервный срыв обеспечен.

Тогда Сол был лишь одним из новых начальников. Переезду предшествовали многочисленные совещания с людьми в строгих костюмах, которые излагали проблемы, читали нотации, делали замечания и давали ценные указания. Сол наверняка тоже присутствовал, но все они слились в безликую массу, и Нив не помнила, когда общалась с ним, а когда – с кем-то другим.

Когда друзья обустроились на Олд-стрит он время от времени появлялся в поле зрения, как и другие местные обитатели вроде вечно недовольной женщины из соседней комнаты, и прочих сотрудников на ресепшене и у кофе-машины.

Прихлебывая обжигающий чай, чтобы этакой шоковой терапией вернуть себя обратно в привычную жизнь, Нив невольно вспоминала, как в первый раз по-настоящему разглядела Сола. Остальные уже разошлись, она работала в кабинете одна, и вдруг сзади раздался голос:

– Вам пора домой.

Нив обернулась: в дверном проеме, облокотившись на косяк, стоял Сол.

– Это приказ?

– Мне всегда казалось, что можно со всем управиться до шести, – пояснил он, входя в помещение.

Тогда она и рассмотрела его как следует. Высокий, с короткими темными волосами, в которых уже проклюнулась седина, одет в очень светлый серый костюм, слегка отливающий глянцем. Тогда решила, что он совершенно не в ее вкусе. Ей всегда нравились люди не от мира сего, потерянные, измученные. Сол на такого не походил. Зато глаза красивые: серо-голубые, со смешинкой. Теперь, сидя в кафе, Нив вспоминала эти глаза, бессмысленно глядящие в потолок.

– Когда мы только начинали, – ответила она тогда, – и нам давали крупные проекты, мы порой засиживались до утра. Часа в три-четыре кто-нибудь ходил за бубликами, и мы ели их с кофе, а потом продолжали работать.

– Когда вы только начинали, – с улыбкой повторил мужчина и оперся на стол напротив. – Что же изменилось?

– Мы повзрослели, обзавелись семьями, детьми… во всяком случае я. А если нужно искать няню, то очарование сверхурочной работы куда-то испаряется. И уже не хочется посреди ночи жевать бублики, и сама мысль об этом вгоняет в тоску.

– Однако сейчас вы здесь.

– Дома муж. Не волнуйтесь. Я выключу свет, когда буду уходить.

Он развернулся, чтобы ретироваться, но вдруг остановился и снова посмотрел на нее.

– Я тоже в свое время не спал ночами, – поделился он. – Не на работе. Я бы никогда не стал работать всю ночь – это безумие. Но когда учился в колледже, то ходил по вечеринкам, веселился часов до семи-восьми утра, а потом завтракал и шел себе на занятия. Будь у меня машина времени, вернулся бы к себе молодому и сказал: наслаждайся, пока силы есть, потому что лет в пятьдесят – мне, правда, сорок девять, но не суть – лет в пятьдесят ты так уже не сможешь.

– Хуже всего, – добавила Нив, – что в пятьдесят тебе этого даже не захочется.

– Ну хватит, – оборвал ее мужчина. – Довольно уже мрачных наблюдений о подступающей старости. Кстати, выключить не получится.

– Что выключить?

– Свет. Когда будете уходить. Он отключается автоматически во всем здании. Есть такое правило, понятия не имею зачем.

Тогда он говорил, что скоро ему стукнет пятьдесят, но в итоге так и не дожил до этого возраста.

Встреча ничего особенно не значила, но именно с того вечера они начали кивать друг другу в лифте и в коридоре. А когда другие критиковали его, как критиковали всех и все в «Редферне», она не поддакивала.

Нив заказала еще чашку чая.

Как такое могло случиться? Кто мог его убить?

Через неделю или две Нив, уходя с работы, столкнулась в лифте с Солом; завязалась беседа.

– Не ожидал вас увидеть в это время, – сказал он. – Думаю о вас и вспоминаю бублики в три часа ночи. Ничего не могу с собой поделать.

Нив удивилась, что он вообще о ней думал, а когда они вышли на улицу, Сол предложил выпить и тут же вскинул руку в предупреждающем жесте.

– Прежде чем вы ответите, – объявил он, – хочу сказать, что это не по служебным делам. Я не собираюсь говорить о планах развития компании и не буду просить вас дать оценку коллегам. Это не тайное собеседование.

– Ладно, – согласилась она.

Что она помнит о том первом походе в ресторан? Бутылку вина на столе. Сол заглянул в меню и сказал, что если они хотят выпить больше, чем по одному бокалу, то дешевле взять бутылку. И все равно уже тогда Нив казалось, что она на что-то соглашается. О чем они говорили? Она помнила только то, о чем они не говорили. О работе. Не говорили о детях и сложностях с подростками. Нив знала, что он женат, а он знал, что она замужем, но они и эту тему не затрагивали. Он не жаловался, что супруга его не понимает. Они не говорили о том, что стареют, обрастают лишними килограммами, седеют, что на них перестают обращать внимание. Просто болтали. Легко. Приятно.

Сидя за столиком всего в километре от лежащего в квартире трупа, Нив прокручивала в голове тот вечер, словно немое кино. Его улыбка. Его удивительно гладкие руки, без единого волоска. Можно сказать, изящные. Помнила его внимательный взгляд. Она не помнила, о чем они тогда говорили, но помнила, что он кивал, прислушивался к ее словам, смеялся. Помнила, как он жестикулировал и смотрел на нее с искренним интересом. Наверное, именно тогда она и поняла, что изголодалась по столь необходимому и интимному ощущению, когда тебя видят, замечают, узнают, – впрочем, возможно, это случилось и позже.

В памяти сохранился лишь обрывок разговора – они вышли из бара и Сол провожал ее до велосипеда.

– Хотел убедиться, что у тебя правда есть велик, – пояснил он, – что ты его не выдумала.

– Правда есть.

– А шлем где?

– А вот его у меня нет.

– Почему?

– Не хочу в нем ездить.

– Почему?

– Люблю чувствовать