Искатель, 2002 №3 - Станислав Васильевич Родионов

ребенок. Значит, был отец-мужик. Буду Пашкову колоть: кто отец? А зачем? Дела по изнасилованиям возбуждаются заявлением потерпевших. Не назовет насильника — ее право, пусть забирает жалобу. А я ее обматерю и попрощаюсь.

Вариант второй: у ребенка кожа зеленая, на пальцах перепонки. Тогда я майору ставлю коньяк, сам увольняюсь из милиции и начинаю ежедневно ходить в церковь…

Дверь мне открыл мужчина с бородкой-колышком. Я оттолкнул его и врезался в мужчину с бородкой-лопаточкой. А за ним стояла дама с букетом цветов, а за дамой — молодой человек с видеокамерой… Квартира полна народу. Знакомый голос корреспондента Колечкиной объявил:

— Господа, это сотрудник милиции.

По-моему, господа не поверили, хотя на мне был модный спортивный костюм из бутика. Я протиснулся в комнату.

Стройная радостная Татьяна давала прием. На ней был бархатный пуловер с набитым этническим рисунком, вельветовые брюки и замшевые мокасины. Рядом стоял юноша, похожий на артиста Леонардо ДиКаприо и писал ее слова на диктофон. Мне надо бы всех выгнать…

— Гражданка Пашкова, пройдемте на кухню.

Народ смекнул и кухню нам освободил. Татьяна вошла, уставившись на меня вопросительно-невинным взглядом. Я бросил, готовый сорваться:

— Ну?

— В каком смысле?

— В смысле хватит валять дурака. Ребенок родился?

— Да.

— Нормальный?

— Мальчик.

— Так, кто отец?

— Я вам уже говорила… инопланетянин.

— Если ребенок нормальный, то отец должен быть.

— Собственно говоря, какое вам дело? — оборвала она решительно.

— Вы же подали заявление.

— Я забираю его, и забудьте.

— Ну, это ваше право.

Отраженный белый снег крыш смешался со светом тусклого зимнего неба и лег на ее лицо. Загорелое, летнее, лучившее энергию. Глаза такие карие, что, похоже, золотистые тени легли от них. Где-то я читал, что сочетание золотистых теней с карими глазами придает женщине сексуальность. Придает, коли на нее инопланетянин позарился.

— Татьяна, зачем переслала Марату вырезки о своих космических успехах?

Она легонько покраснела. В карих глазах зачернела неприязнь. Сорвавшимся голосом она спросила:

— Как вы узнали?

— При помощи инфракрасного излучения.

— А я Марата предупреждала!

— О чем?

— Насчет моей непрестижности. Я пообещала, что он еще обо мне услышит!

Спохватившись, она замолчала, но я уже начинал понимать. Куда уж престижнее: о Татьяне Пашковой говорил весь город. Слышал о ней и директор фирмы «Максимум». Но, похоже, Татьяна дала промашку. Она не знала того, что знала ее подруга Ванилла: Марат не хотел иметь ни детей, ни семьи. Ее престижность, с точки зрения директора, была куплена дорогой ценой — появлением ребенка. Впрочем, если ребенок его…

Я попросил:

— Покажешь?

— Кого?

— Ребенка.

— Его здесь нет.

— Остался в роддоме?

— Нет.

— У отца? — догадался я.

— Да! — ответила Татьяна почему-то с таким вызовом, что я уточнил:

— У Марата?

— При чем тут Марат?

— У какого же отца?

— У космического. Как только мальчик родился, его тут же взял НЛО. Я выполнила функцию матери — и все.

Я рассмеялся, как дурак, перепивший пива. Не было никакого мальчика. Подушку на живот… Мистификация для звона на весь город. Для Марата и для лохов вроде меня. Милиции тут делать нечего. Хохотнув на прощание, как и положено клоуну, я выскочил из квартиры.

Подростком на сэкономленные деньги пошел я покупать небольшой приемничек. У магазина два парня предложили мне симпатичный французский радиоаппаратик — в продаже таких не было. Я повертел, половил музыку… И купил. Они уложили его в коробку и шнурком перевязали. Дома этот шнурок я распутал: в коробке лежала половинка кирпича. Дело не только в деньгах и не в обиде. Хуже — меня унизили.

Примерно такое же состояние я испытывал в машине. Обманули, унизили и выставили на посмешище.

Я заехал домой, переоделся и прибыл в РУВД. Родные стены кабинета мою обиду притушили. Голова, освободившись от раздражения, начала потихоньку работать.

Допустим, мальчика не было. На работу Пашкова не ходила, инсценировать беременность просто — увеличь живот да рассказывай о тошнотах. Но ведь я видел медкарту. Фальшивая? Нет, Татьяна постоянно ходила на обследования. А роддом?..

Я сел на телефон. Сперва позвонил в женскую консультацию — там она больше не появлялась. В роддоме Пашкова не рожала. К ней дважды посылали патронажную сестру, но в квартире никого не оказалось. Допустим, родила дома, или в частном пансионате, или куда-нибудь на это время уехала… Или родила в «летающей тарелке»?

Текущих дел было по горло. А моя мысль сбивалась и наматывалась на один и тот же стержень. С ребенка она перемоталась на медкарту. Заноза. Не нарывала, но и не пропадала. Что же я тогда увидел в медкарте, беспокоящее меня до сих пор? Это как промахнуться в бандита.

Что я прилип к этой космической чепухе? Мне мало уголовщины? Мало других дел? Чтобы добиться успеха в жизни, нужно выбрать одно и долбить в эту одну точку, пока клюв не расплющится. А как же все краски мира? Отказаться от них ради высокой квалификации? Рябинин говорит, что дилетант — это человек, который хочет объять необъятное. Рябинин… Он считает, что тот молод, кто хочет объять весь мир.

Я гулко хлопнул дверцей сейфа: все, ребенок родился, криминала нет, займусь долами. Тем более, что звонил телефон. Голос дежурного по РУВД спросил:

— Боря, ты ведь в убойной группе?

— А то не знаешь…

— В Объединенной больнице труп.

— Я занимаюсь убитыми, а не умершими.

— А следователь прокуратуры Рябинин уж там и тебя просил приехать…

Где Рябинин, там и труп; вернее, где труп, там и Рябинин. Через десять минут я уже входил в больницу. Меня провели в приемный покой.

Что-то не так…

Кушетки вдоль стен, где обычно осматривают вновь поступивших больных. Рябинин за столиком с уже написанным протоколом… Медэксперт с уже снятыми резиновыми перчатками… Две медсестры в белых халатах, видимо, понятые… Но что-то не так…

Не было трупа.

Видимо, он в палате. Рябинин его осматривал и, чтобы не мешать больным, протокол составлял здесь. Теперь в больницах всякое случается. Родственники водку приносят. В прошлом году больной больного задушил, недавно ходячий бегал с ножом за санитаркой, завотделением ударили по голове за плохое лечение…

— Сергей Георгиевич, где же труп?

Он молча ткнул пальцем на угловую кушетку, где лежал какой-то узел. Ага, расчлененка… труп по частям. Я подошел…

Нет не узел. Голубое одеяльце. Ребенок, младенец… Только личико не красное, а белое, бескровное…

Зато мне кровь ударила в щеки, словно плеснули теплой водой. Я не сомневался в своей догадке, да и какая догадка, когда логика свинчивалась, как промеренные до микрона детали. Я проверил ее, логику:

— Мальчик?

— Да, — подтвердил Рябинин.