Рай с видом на ад - Владимир Григорьевич Колычев

Он шел на звуки ночных выстрелов. Искривляясь, балка выныривала из-за скального выступа, в который упирался его дом. В этом месте овраг пересечь невозможно, нужно немного спуститься к первому дому. Там тропинка, теряющаяся в зарослях молодых дубков, дальше колючий терновник, но в нем проход, можно спуститься к ручью, не задев ни одной ветки. Под ногами скальная порода вперемешку с грунтом, камни крупные выступают, можно идти только по ним, репья на штанины нахватаешь, а ноги только намочишь, но в грязи не испачкаешь. В некоторых местах сплошная глина, Борис обратил внимание на свежие следы ног, кто-то спускался вниз и поднимался обратно, причем не так давно, возможно, ночью. Возможно, Ворокута. Туда и обратно. Сейчас спит, наверное, без задних ног.

Тропинка сбежала вниз, у ручья стало темно и даже холодно, но Борис задерживаться не стал, продолжил путь. Относительно пологий спуск сменился крутым подъемом, порой, чтобы не сорваться вниз, приходилось цепляться за корни деревьев. Но вскоре подъем закончился, Борис вышел на полянку, сплошь поросшую мать-и-мачехой. Там он и увидел примотанный к дереву манекен.

Рафаэлю стреляли в голову и в пах, Борис насчитал четыре дырки вверху и шесть внизу. Еще три пулевых отверстия над головой. Стрелок мазал, и нетрудно понять почему. На большом камне, откуда, судя по гильзам, бил карабин, стояла разбитая бутылка с остатками коньяка на донышке. Видимо, Ворокута выстрелил в нее в последнюю очередь, когда уходил. А кто еще мог казнить Рафаэля, как не Ипполит? Напился как свинья, схватил под мышку манекен, взял карабин и пошел выпускать пар. Ну не идиот! И ведь соображала голова, манекен скотчем к дереву примотал.

От полянки тропинка уходила дальше в горы, Борис и не прочь бы пройтись, погулять, но только не сегодня. Трава такая мокрая, что в кроссовках уже хлюпает, еще и тучи тень на ясное небо наводят, похоже, снова гроза собирается. Ветер поднялся. Уходить пора.

Дождь лил дня два-три, ливни хлестали, море из берегов выходило, а ручей и не думал превращаться в бурный поток, спокойно струился к бурлящей сейчас реке, по камешкам, в пугающем сумраке шатра из сцепившихся над ним крон деревьев. Сумрак этот, казалось, хватал за ноги, пытался держать за руки. Борис облегченно вздохнул, когда вышел на солнце. Бегом поднялся к своему дому, открыл и запер за собой калитку. Сердце в груди билось не только от физической нагрузки, но и от эмоций. Ладно, живой шатер над ручьем, а расстрелянный Рафаэль? Что это нашло на Ворокуту, что он за сволочь такая?

Полина в своем репертуаре, уже вывесила одеяло на просушку. Стоит, смотрит на солнце, думает, как скоро небо затянет тучами, уж не погорячилась ли она? Увидела Бориса, обрадовалась и удивилась одновременно.

— А разве ты не к морю пошел?

— А тебе не интересно знать, кого сегодня там в горах расстреляли?

— Расстреляли?

— Рафаэля. Он, конечно, манекен, но я почувствовал его боль, — и в шутку, и всерьез сказал Борис.

— Ворокута его расстрелял?

— Ворокута, больше некому… Напился, видать, рухнул с дуба.

— И где он сейчас?

В калитку вдруг с силой ударили, Борис вздрогнул, как будто над ухом кто-то выстрелил. А ведь до калитки метров двадцать.

— Вот сука!

Не так важно, робость он отбросил или обычную осторожность, главное, что на месте не остался. Травмат лежал на перилах террасы, Полине хватило ума его там оставить. По пути к воротам Борис обменял топор на «Вальтер», с пистолетом в опущенной руке открыл калитку.

Ворокута стоял на широко расставленных ногах, чтобы легче было сохранять равновесие. Волосы расчесаны, лицо гладко выбрито, глаза скрыты под солнцезащитными очками, на голове бейсболка, запах одеколона за версту можно учуять, снова летний спортивный костюм, но уже другой, такой же новый, но светло-зеленого цвета. Тенниска белая, воротник расстегнут на все пуговицы, цепь золотая видна, звенья крупные, плотно впритирку друг к другу. Вчера цепь в глаза не бросалась.

— Готов? — строго, но с улыбкой спросил Ипполит.

Он смачно жевал резинку, но перегаром от него все равно тянуло.

— К чему?

— К субботнику! Водорослей накидало, русалку спрятать можно.

— Рафаэля берем?

— Нет Рафаэля!

— И где же он?

— Понятия не имею, — совершенно серьезно сказал Ворокута.

— И как стреляли, вчера не слышал?

— Слышал. Во сне.

— Это же ты стрелял! Я твои следы видел. И бутылку с отбитым горлышком. Там еще коньяк остался, можешь сходить, похмелиться.

— «Курвуазье» коньяк?

— Не знаю. Я спросил, он не ответил, — сам от себя не ожидая, пошутил Борис. — И Рафаэль молчит. Четыре дырки в голове.

— Пулевые дырки?

— И гильзы от «Сайги».

— У меня «Сайга», но я ничего не помню… Утром просыпаюсь, коньяка нет, Рафаэля нет…

— Провал в памяти?

— Выходит, что так.

— И часто так с тобой?

— Ну-у…

— Я сейчас в полицию позвоню! — не угрожал, а предупреждал Борис.

— Не понял! — вскинул свои крылья-брови Ворокута. — И что ты мне предъявишь? Жестокое обращение с манекеном?

— Нарушение правил обращения с оружием… В общем, так: или ты добровольно сдаешь карабин в полицию, или мне придется написать заявление — выбирай!

В раздумье Ипполит наморщил лоб.

— Ну, хорошо, завтра поеду в поселок и сдам ствол, — хоть и со скрипом, согласился он.

— Сегодня!

— Куда сегодня? Тучи собираются!

— И море штормит.

— Есть немного.

— Зачем тогда пляж чистить?

— А вдруг русалку найдем!.. Полина Ильинична!

Мало того, что Ворокута помахал Полине рукой, он еще и пошел к ней, толкнув Бориса в плечо. Как бы и без злого умысла толкнул, но Борис едва устоял на ногах. Ну и тяжелое у Ипполита тело, а плечо как будто чугунное. Интересно, какой крепости у него кулак. Что-то не хотелось Борису испытать на себе силу его удара. Но за плечо он Ворокуту все-таки схватил.

— Ты куда?

Но тот этого как будто не заметил, продолжил движение, чугунное плечо выскользнуло из руки Бориса.

— Полина Ильинична!

Ипполит еще не остановился, но уже поймал Полину за руку, поднес к ней губы, чмокнул. Хорошо, что обниматься не полез. А мог. Чувствовался в нем ухарский настрой. Борис глянул на пистолет, который по-прежнему держал в руке. С удивлением глянул. Непонятно кто ворвался к нему во двор, он не стреляет. Может, потому что резиновые пули будут отскакивать от Ворокуты, как мячики от стенки, потому что он чугунный?

— За что вы Рафаэля убили?

Полина не стала любезничать с чудилой, атаковала его в лоб.

— Не помню! Провал в памяти!