Рассказы - Роберт Альберт Блох

улыбнулся. — Значит, планируем убийство на вечер пятницы. У меня дома. В пятницу Лайта как раз навещает свою мать в Сайгоне. Думаю, будет лучше, если она ни о чем не узнает до самого конца.

— Расчетливо! — похвалил его Поверщик. — В общем, ее робот будет подготовлен к сроку. Какие-нибудь особые требования?..

— Поверить не могу, — покачал головой Хенсон. — Робот этот был сделан меньше двух лет назад — его с ней не отличить. Обошелся нам в семь тысяч.

— Дороговато для убийства, — вздохнул Поверщик, но выхода, сами понимаете, нет. Что-нибудь еще желаете? Оружие?..

— Нет, — Хенсон уже стоял в дверях, — я ее просто задушу,

— Славно! Вашего робота ко мне привезут в пятницу утром, Вы сами смо…

— Постойте, — перебил его Хенсон. — Почему именно моего робота?

— А, формальность. Видите ли, недавно мы чуть больше узнали о том, что в прошлом называли «комплексом вины». Порой прямое действие не излечивает человека, если тому свойственно стремление к собственному наказанию. В былые времена многие люди, совершившие настоящее убийство, испытывали нужду в исповеди. Они буквально сдавались сами. Те, кто этого не делал, шли по пути странной реакции замещения — накладывали руки на себя, к примеру. На случай возникновения у вас подобных импульсов мы сразу предоставляем вам и вашего робота. Рассчитайтесь с ним по собственному усмотрению. Подвергните пыткам. Уничтожьте, если потребуется. Логика в этом есть, не так ли?

— Есть, конечно. Ладно, до утра пятницы. Огромное вам спасибо. — И Хенсон вышел за порог, оглянулся на прощание. — Знаете, от самой мысли о том, что я сделаю, мне становится лучше!

В офис Поверщика Хенсон прилетел, словно на крыльях, в оговоренный срок. У него было исключительно хорошее настроение. Он предвкушал расправу, и оттого день расцветал яркими красками.

Ох уж эти роботы! Штуки несложные сами по себе — но все низвели до рутины. Вообще, их еще в двадцать первом веке разработали в военных целях, но сама концепция, вдохновившая их создание, была давно уж предана забвению. Теперь автоматоны — так их первоначально, исторически называли, — функционировали лишь в качестве рабочих.

Ну и, по случаю, персонифицированных суррогатов. Удобно ведь!

Хенсон вспомнил, как он уговаривал Лайту на обоюдное финансирование покупки роботов — сразу после свадьбы. Он прибегнул ко всем мало-мальски разумным аргументам. Представь, сколько времени они нам сэкономят! Мы можем посылать их на все скучные банкеты и заседания. Они могут представлять нас на свадьбах и похоронах, и всем таком прочем. А если я вдруг умру, милая? Разве тебе не хотелось бы, чтобы вместо меня остался хотя бы мой робот — утешать тебя? Нет, не подумай, я бы хотел жить с тобой долго-долго, быть вместе и в горе, и в радости, и умереть в один день…

Да, он перебрал все возможные причины — за исключением той, что в конце концов привела его к Поверщику. Возможно, следовало и ее тогда упомянуть — в ответ на ее возражения.

Мне не по душе сама идея, упорствовала Лайта. Я не старомодная — просто ложиться в эту их дублирующую камеру, под сканер, и смотреть, как каждая часть твоего тела воспроизводится синтетически… фу! А это их ужасное мозгосчитывание, запускающее у робота мыслительный процесс? Да, я знаю, у них нет своего ума — только хитрая электроника и немного химии, но как же хорошо они все усваивают — модели поведения, жесты, реакции. Как будто меня раздваивают! Не хочу, чтобы какая-то умная машинка носила все мои секреты в своей напичканной проводками башке.

Надо же, а он только сейчас понял, что она ему тогда сказала. Уже в самом начале их совместной жизни у Лайты были какие-то секреты.

Но он был слишком возбужден тогда — запомнил, но не заметил. Оно и ясно — он же тогда изо всех сил старался убедить ее, не до осознания было. И под его напором она сдалась. Согласилась.

Ему припомнились дни в Институте — все те тесты, которые он решал, все время, затраченное на работу с дупликаторами, время, проведенное в студии записи голоса, в кабинете моделирования, в камере мозгосчитывания.

Лайта была права: не из приятных штука. Даже современный человек испытывал атавистический страх при первом знакомстве со своей полной копией, созданной искусственно. Но готовый продукт стоил того. Когда Хенсон разобрался с хитростями запуска, управления и тренинга, он стал испытывать почти отеческую гордость за это создание. Он даже хотел забрать робота домой, но Лайта наотрез отказалась:

— Пусть останутся здесь, на Складе. Если потребуются — закажем выдачу у Поверщика. Чего, надеюсь, никогда не произойдет.

И в этот раз сдался и согласился Хенсон. На их глазах роботов упрятали в металлические шкафы и присвоили инвентарные номера.

— Как трупам! — недовольно пробормотала Лайта. — Мы будто смотрим, как пакуют наши собственные трупы.

Этим все и завершилось. Порой Хенсон упрашивал ее подмахнуться роботом — на время какого-нибудь публичного выступления, к примеру. Но Лайта всегда возражала. В течение двух лет роботы лежали на Складе без дела. Хенсон ежегодно оплачивал хранение и комиссию — и все.

До недавнего времени ситуация оставалась прежней.

До этих необъяснимых недомолвок с ее стороны. До каких-то странных отлучек неведомо куда. До растущей тревоги Хенсона. До того, как он начал задумываться. Задумываться и волноваться. Волноваться и наблюдать. Наблюдать и ревновать. Ревновать и ждать удобного момента, чтобы ее…

Поняв, что засело в его голове, он побежал к Поверщику. К счастью, этот человек был другом семьи. А друг всегда поддержит, поймет и даст совет. Друг не сдаст его Лайте и все подготовит ко Времени.

Хенсон с охапкой готовых к подписи бумаг прошел к двери офиса. Два металлических ящика с роботами уже были отгружены — готовые к отправке туда, куда он скажет. Но почему-то сам Поверщик его не встретил.

— У него какое-то важное дело в Маниле, — объяснилась с ним секретарь. — Но он распорядился насчет вас, мистер Хенсон. Вам просто нужно подписать отказ от ответственности, ну и в понедельник предоставить официальный отчет.

Хенсон кивнул. В предвкушении момента он мог позволить себе наплевать на детали. Он был весь как на иголках — и когда бумаги проходили проверку, и когда два обычных, обезличенных робота вывезли футляры, и когда вместе с ними он мчал домой на гирокаре.

Его перестало трепать только тогда, когда он остался один.

Теперь он мог открыть футляры.

Сначала — его собственный. Он отодвинул крышку, окинул взглядом идеальную копию своего тела, погруженную в умиротворенную отключку все два года с момента своего создания.