Тайная академия слуг - Ким Иын

– Верно. И одновременно неверно, – сказал комендант, глядя на Хан Соджон.

– Неверно? Что вы имеете в виду?

– Это ответ, который может дать любой. Если б я хотел такой ответ, устроил бы письменный экзамен, не так ли?

Что же он хотел услышать? Хан Соджон уставилась на него. Наверное, остальные ученицы чувствовали то же самое. Но по его лицу невозможно было угадать. Что она упустила?

Соджон растерянно оглядела стены, которые окружали ее со всех сторон. Ей неоткуда было ждать помощи – не было никого на всем белом свете, кто мог бы ей помочь, Соджон была одна, без семьи, без поддержки, одна.

Она почувствовала горечь. Если б отец был рядом… Ах! Соджон нервно сглотнула.

– Мать всю ночь проплакала над своим маленьким сынишкой со сломанной ногой. Она винила во всем себя – позволила ему играть в таком опасном месте… Ей казалось, что, сколько бы она ни работала и ни выбивалась из сил, ей не под силу обеспечить достойное будущее для своего ребенка. И это самое важное в данном происшествии – материнское чувство вины. Именно оно побудило ее инсценировать свою смерть и оставить сына сиротой, чтобы он мог получить особые условия для учебы за границей. Это мое мнение.

Комендант молча смотрел на нее.

– Почему ты так думаешь?

Соджон вспомнила Хан Донсика, который, чтобы спасти свою дочь, выбрал смерть и выехал навстречу своему концу в одиночестве. Он не хотел сломать дочери жизнь своими проблемами, своими долгами. Внезапно она снова вспомнила тот момент.

Пьяный отец, вероятно, плакал, сжав руль. Он, скорее всего, вспоминал о ней, нажимая на газ и мчась навстречу приближающемуся грузовику… Соджон знала все это, будто сама была на его месте. Она знала о его сжимавшей грудь боли, грусти и одиночестве и как болела за дочь его душа.

– Главное не то, что случилось, а какой отпечаток оно оставило на человеке. В конце концов именно эмоции, переживания и волнения определяют его жизнь, – пояснила свой ответ Соджон.

Комендант молча слушал ее.

– Объект становится твоим, когда ты можешь увидеть в нем себя, – наконец сказал он.

Хан Соджон отчетливо понимала смысл его слов. Рана на сердце «цели» – его мать, пожертвовавшая собой ради жизни своего сына. Хан Соджон могла понять его на эмоциональном уровне, так как пережила нечто похожее – смерть своего отца, который пошел на нее, чтобы спасти дочь.

Теперь-то она знала, что здесь, в Академии, в процессе долгих тренировок можно заставить себя измениться – изменить свою душу и чувства. И завладеть чувствами другого человека – «цели». И для этого первым делом нужно уметь сочувствовать и сострадать. А в этом Соджон не было равных.

Поняв истинную цель экзамена, она без труда смогла его выдержать. В конце концов, главным на экзамене по истории было не просто знать биографию «цели», но и уметь ее использовать себе во благо.

Соджон невольно почувствовала жалость к «цели». На его долю пришлось немало тягот – и в этом они были похожи. Что-то затеплилось в уголке ее души, а на глаза набежали слезы. Как ему должно было быть одиноко и непросто все это время! Она как будто полностью вжилась в образ и мысленно переживала его жизнь. И в тот же момент невольно вспомнила об отце – и вот на глаза сами собой набежали слезы. Комендант, внимательно посмотрев на нее, что-то записал в экзаменационном бланке.

– Следующий этап – испытание по саморазвитию. – Он перевернул страницу бланка. – Что ж, расскажи.

– Меня зовут Чон Михо. Мне двадцать шесть лет. Я переехала в Нью-Йорк с родителями, когда была маленькой; там и выросла. Мои родители открыли небольшой корейский магазин. Я закончила Колумбийский университет и приехала в Корею два года назад. Сейчас работаю в небольшой строительной компании, специализирующейся на бутик-отелях. Через рекомендательное письмо председателя банка, с которым работает компания моей «цели», я собираюсь стать персональным ассистентом Кан Чжунсока.

«Это я». Хан Соджон пыталась убедить себя в этом. Это был образ, созданный для всех учениц класса Лэсси, – все они играли Чон Михо. Станет ли кто-нибудь этой самой Чон Михо в конечном итоге?

Каждая ученица должна была перечеркнуть свое прошлое, а вместе с тем и свою личность, чтобы получить билет в будущее. Именно в этом и заключался смысл экзамена по саморазвитию – проверялось, насколько идеально они смогут надеть эту маску, отыгрывать образ, отринув себя настоящих.

– Ты будешь так же говорить и перед «целью», словно отвечая вызубренное?

Соджон еще не смогла полностью вжиться в роль. А это был один из критериев оценки – насколько экзаменуемые сами верили в то, что стали этой самой Чон Михо. Соджон снова вспомнила о пожертвовавшем собой Хан Донсике. И о лежавшем в луже крови на полу яхты Ким Хёнсу, а заодно и повешенном на нее обвинении в растрате средств фирмы. Словом, вспомнила все свое прошлое.

И эта мысль пришла в голову сама собой: отступать некуда. Стоит ей здесь сейчас провалиться, и на нее обрушится безжалостная реальность – в такой лучше уж не жить совсем. Она осознавала свое положение в настоящем и в будущем – и знала, что ей самой не справиться с этим будущим. Оставалось только выбирать меньшее из зол.

– Когда мама была занята, я сидела за прилавком в корейском магазине. Большинство клиентов были корейцами, но иногда попадались и американцы. Конечно, американцы не интересовались азиатской девочкой с черными волосами и желтоватой кожей. За исключением одного человека. Это был пожилой белый мужчина. От него сильно несло алкоголем. Волосы по всему его телу были на удивление длинными, и казалось, что даже они впитали в себя этот запах спирта. Его взгляд был затуманен. Он будто просто зашел в первый попавшийся магазин – только б тут продавали алкоголь. Схватив несколько бутылок, свалил их на прилавок. Время было позднее, магазин уже вот-вот должен был закрываться, и других посетителей не было. Когда я сканировала штрих-коды на бутылках и рассчитывала его, старик вдруг мерзко усмехнулся и, быстро оглядевшись вокруг, зашел за прилавок и повалил меня на пол. Я кричала, но никто не слышал. Он порвал мою одежду и стащил с меня трусы. Я извивалась под ним, царапалась и кусалась – но все без толку. «Вот и всё, вот и пришел конец», – думала я; в этой далекой чужой стране меня собирались растоптать и выкинуть. И вдруг раздался звук удара – и старик отлетел