Мертвая живая - Николай Иванович Леонов

Лев кивнул:

— Я знаю, клуб «Талион». Они решают, кому жить, а кому умирать. Считают себя вершителями судеб, карающими преступников. И я с этим не согласен, это неправильно. Никто не может принимать такие решения, поэтому в нашей стране отменили смертную казнь. Человек не может лишать жизни другого человека.

Таня зажмурилась, словно пытаясь вытеснить из памяти увиденное, услышанное, пережитое.

Оперативник спросил:

— Все получилось, они взяли твой заказ?

Он знал ответ, но тянул время, чтобы придумать, как сдернуть девочку вниз. Но мысли все время переключались на Стаса Крячко. Почему он не отвечает? Где его искать? Рука сама тянулась к телефону.

— Маша… она взяла деньги начала мне обещать, что вот-вот познакомит, приведет на встречу с той, кто придумала «Талион». Она называла ее Светлана. Маша же выпивает, очень много. Тогда у нее можно хоть что-то узнать, поэтому я постоянно приходила к ней с бутылкой, и она постепенно все рассказала. Даже про Тиму, как она всех обдурила и не рассказала этим женщинам, что она по-настоящему была виновата. Понимаете? Они убили моего брата, расправились с ним из-за вранья этой дуры. Разве в этом справедливость? Поэтому я хотела встретиться с этой женщиной, каждый день звонила Машке и просила организовать встречу. Она все обещала, обещала, а вчера поздно вечером вдруг набрала мне и сказала, чтобы я срочно приехала по одному адресу, потому что там будет эта Светлана.

Таня сморщилась от невидимой боли:

— Я ждала на парковке, караулила ее, чтобы поговорить наедине. Без Машки, с глазу на глаз. Потому что мне не надо ни за кого мстить, я хотела просто, чтобы она знала, что они сделали с моей семьей и со мной.

Девушка вдруг нервно хихикнула:

— Никогда не думала, что она так может выглядеть, эта женщина, она ведь вроде босса мафии из фильма, решает, кому жить, организует убийства, а выглядит, как обычная бабушка. Я сначала даже не поверила, окликнула ее, она обернулась, отозвалась на это имя. И про Тиму знала, про «Талион», это была она.

Губы у Тани запрыгали от волнения при воспоминании о той встрече:

— Я пыталась ей объяснить… Я умоляла ее остановиться. Говорила, что они делают что-то ужасное, что это не справедливость, а просто месть, которая порождает только новое зло. Что нельзя жить прошлым, что нужно прощать и идти дальше. Что справедливость — это бред, что все мы разные, и нельзя судить всех одним аршином, по одной мерке. — Тонкая фигурка затряслась, словно в лихорадке, и голос ее сорвался на крик. — Но она упрямилась! Говорила, что я не понимаю, потому что не знаю ничего о предательстве. Говорила со мной, как с ребенком! Только я взрослая, и это из-за нее стала такой!

Она прижала руки к груди, словно защищаясь от удара.

— Меня это так разозлило, я просто сорвалась. Накинулась на нее. Я кричала, била ее… Она сопротивлялась, и я не знаю, как так вышло, что я схватила камень. Он как будто сам в руке у меня оказался. И я била, била, наверное, все, что скопилось, вылилось тогда.

Голос Тани сорвался на шепот, полный ужаса:

— Я очнулась с этим камнем в руках и поняла сразу, что убила ее. Она лежала и не шевелилась, а кругом было столько крови. На мне, на земле, все было в крови. Я затащила ее в машину и убежала домой.

Она пожала плечами:

— Я сорвалась, как тогда Тима. Но он смог остановиться, а я — нет. Хотела объяснить ей, что убивать нехорошо, а стала сама убийцей. Оказывается, это так легко — переступить черту. Хотела сначала сбежать куда-нибудь, спрятаться. Но кровь, я не могла ее отмыть с себя. Терла, терла, а она не смывается.

Таня выставила вперед узкие ладошки:

— Видите, не могу отмыть. — На ее руках кое-где все еще оставались небольшие отметины из засохшей крови и множество ссадин, царапин, которые оставила Светлана в борьбе за свою жизнь.

— Я ведь такая же, как они. Тоже стала мстить и попала в этот круговорот, превратилась в чудовище, в ту, кем я никогда не хотела быть. Я не хочу, чтобы он продолжался. Не хочу быть жертвой, не хочу быть судьей, не хочу быть преступником. Я не хочу быть!

Девочка вдруг легко вскочила, вытянулась во весь рост на тонкой деревяшке перил. Волосы взметнулись на ветру. Лев в один прыжок вскочил со стула, кинулся к балкону, протянул руку. Но… лишь успел мазнуть пальцами по тонкой щиколотке.

— Я остановлю этот круг! — Звонкий крик все еще летел из пустоты эхом, разносился по двору над многоэтажками.

Руки опера беспомощно повисли вдоль тела. В горле застряли слова, он хотел остановить, сказать что-то важное, что-то, что могло бы ее спасти. Но не успел.

Он набрал номер скорой — может быть, откачают, но особой надежды нет. Тело Тани распласталось внизу, с неестественно вывернутой шеей и взглядом, застывшим навсегда среди хмурых облаков.

Он продиктовал адрес. Потом собрал в плотный пластиковый пакет окровавленные вещи и в подъезде отправил их в мусоропровод. Последние доказательства существования «Талиона» исчезли в черном провале. Спускаясь по ступеням вниз, Лев набрал телефон Маргариты. Она ответила сразу, робко переспросила:

— Вы узнали, узнали, кто убил маму Свету?

— Таня Гаврилова. — Перед глазами у него стояла еще жуткая картина — тонкое тельце в кровавом пятне на сером асфальте. — И ее больше нет, покончила с собой. Ты отомстила ее брату, она отомстила тебе — расправилась со Светланой, око за око. Ты же этого хотела — справедливого возмездия?

Маргарита молчала на том конце связи.

— Но это не выход, — смягчился Гуров. — То, что вы делали… это не справедливость. Это просто месть. И она порождает только новое зло, новую боль. Ты видела, к чему это привело. Смерть близких людей, сломанные жизни. Маша обманула вас, Тимофей всего лишь когда-то дал ей пощечину. А потом заплатил за нее своей жизнью. Понимаешь? Вы ошиблись, как может это случиться с любым, а цена ошибки — жизнь.

Маргарита тихо прошептала:

— Простите, я думала, что все будет по-другому. Что справедливость одна для всех, а она… разная, у каждого своя.

Она несколько секунд не решалась задать вопрос:

— И что теперь будет? Мы снова окажемся в тюрьме?

Лев мерил шагами широкий двор, краем глаза видел, как изломанное тело Тани грузят в черный пластиковый мешок и укладывают в машину труповозки.