Современный российский детектив-2. Компиляция. Книги 1-23 - Андрей Владимирович Поповский

лишают всей моей мебели, моих книг и тетрадей, куда я заношу мысли, старательно для него взвешенные. Я знаю, он их хранит. Бережно хранит где-нибудь в спальне, перевязанные чистой лентой. Я пишу их ему.

Эти строки я пишу для тех, кто придет после меня.

Я ужасно стал старый, хоть работа мастера и смела с моего облика десяток лет. С тоской осознаю, что прожил жизнь в сыром каменном мешке, как Дантес, не имея надежды когда-нибудь увидеть свет божий. Не имея ни надежды, ни желания. Мой свет – это тьма. И эта отрадная мысль греет мне сердце. Нет, я все же не жалею о такой жизни. У меня есть свой аббат Фариа. Чего еще желать?»

Арсений остановился, пролистал несколько пустых листов вперед, не найдя больше ничего.

– Это только часть дневника, описывающая его последние дни. – Арсений свернул страницы и положил во внутренний карман пиджака. – Эти листы – уже крепкое доказательство против Тобина, поскольку имя того было упомянуто. Здесь упоминается и то, что Марка Данилова перед понятно зачем затеянной дуэлью вымыли и остригли. Его и кормить стали лучше, чтобы избавить от свидетельств заточения.

Бриедис собрал на лбу две глубокие морщины.

– Полагаю, дело было так. Тобин велел ему снять одежду, тотчас пырнул ножом, когда тот не ожидал удара, слугам велел одеть его во все свежее и чистое и внушил, что он должен успеть в больницу. Тобин не ожидал, быть может, что Марку удастся сесть в вагон поезда и уехать. Он рассчитывал, что Марк умрет где-нибудь по пути на станцию, его обнаружат местные сотники-урядники, тотчас поймут, что он явился из Синих сосен, спустятся в подвал, следуя, как мы, по следам крови на белых коврах. Найдут его, обнаружат девочку, решат, что Тобин был пленником, поохают и закроют разговор. Но, на наше счастье, Марк прибыл в Ригу, а это попало под юрисдикцию второго участка городской части. Эти страницы – уже доказательство. Гриша, мы будем искать остальное?

Данилов сидел, сцепив пальцы, с лицом таким белым, что казалось, он сейчас потеряет сознание. Запись за 1 июня была последней, он отчаянно не хотел других таких ни слышать, ни читать.

– Да, будем, – тем не менее твердо ответил он.

Теперь они знали, что ищут, это значительно облегчило поиски. Искали камень со странной пометкой len.

– Что это может значить? – бормотала под нос Соня. – Тлен, гобелен, ацетилен…

– Думайте, Соня, у вас лучше всех получается отвечать на такие вопросы, – отзывался Данилов, успевший прийти в себя и вновь увлечься головоломкой, которую им оставил Марк.

– Лен, лен, лен… Это не по-немецки, не по-английски, не по-французски.

– Соня знает, что говорит, – с гордостью отозвалась Даша – лисья душа. – Она читает книги на четырех языках.

Сердце Сони подскочило. В углу одного из камней, вокруг которого раствор был углублен, а частями совершенно отсутствовал, красовалась большая нацарапанная буква «W».

– Нашла! – прокричала она так, что ее испугало собственное эхо.

Тесало и молоток потрудились на славу, камень вылез целиком, в углублении лежали те же свернутые, но уже вчетверо, тетрадные листы. Арсений развернул их.

– Эти записи значительно красноречивей, они тоже написаны карандашом, но грифель совсем стерся. Думаю, их вынимали много раз и перечитывали.

– Какой год? – спросил Гриша голосом тотчас же померкшим. Он весь сжался и стал тяжело дышать. Соня жалостливо смотрела на него: еще одно испытание, еще раз придется пройти через это мучение.

– 1890-й, – отозвался Арсений. – Год, когда умерла Ева Львовна.

Он призадумался, сложив листы так, как удерживало их время и безжалостные изгибы.

– Эти записи старые. Им одиннадцать лет. Они долго не протянут, отсырели. Давайте сыщем все до конца и поднимемся в гостиную. Надо будет сделать их фотографические копии. Гриша, с помощью вашей пресс-камеры. Чтобы доказательства не рассыпались прямо в руках и благополучно дожили до суда.

– Да… – выдавил тот. Хорошо, что Соня тогда предложила взять в поездку его «Моментальную камеру Аншютца». – Но у меня с собой лишь пятнадцать фотопластинок!

– Будем снимать те записи, которые совсем плохи, – кивнул пристав. – Итак, ищем дальше.

Следующие два камня были помечены буквами «e» и «i», записи под последней не датировались. Ни года, ни месяца, ни дней. Только сплошной текст, по-прежнему написанный карандашом.

– Как же мы поймем, какая запись за какой следует, если случится, что половина из них, точно, как эта, не будет содержать никаких временных пометок? – выразила Даша общие страхи вслух.

– Да и знать бы, сколько их всего! – подхватила Соня.

– Здесь же явная буквенная последовательность, – потер висок Бриедис. – Он буквой на камне обозначал год или два.

– А как же len? – бросила Даша.

– Это последняя запись. Он помечал свои тайники буквами какой-то фразы, – Арсений поставил на пол фонарь. – Эту пометил тремя буквами, последними в той загадочной фразе, потому что знал, что дуэль будет вехой его жизни здесь. Он предчувствовал свою смерть.

– Helfen – Wehren – Heilen, – проронил Данилов с неохотой и будто в пустоту. – «Помогать – Защищать – Исцелять» – девиз Тевтонского ордена. Мой отец тоже был историком… был бы, если бы закончил Мертон.

Все разом повернулись к нему.

Глава 20. «Помогать – Защищать – Исцелять»

После ужина, состряпанного девушками на скорую руку из продуктов, аккуратно разложенных рукой дотошной миссис Маклир в буфетах кухни Синих сосен, все с притворной нарочитостью и громко, чтобы Каплан их услышал, стали прощаться и расходиться, желая друг другу приятных снов. Каплан был удивлен, с каким неряшливым видом они явились в библиотеку, но поинтересовался только тем, в какой род крокета играли ребята. А когда те в девятом часу ушли в свои спальни, пожал плечами и тоже отправился спать. В доме было множество спален с аккуратно застеленными кроватями, точно намеренно приготовленными для встречи гостей. Пристав вновь посмеялся над чистоплюйством здешних слуг.

– Когда у тебя на попечении прокаженный, привыкаешь к вечным попыткам себя обезопасить, – пояснила Даша. – Наверное, тот, кто здесь служил, тем и был занят, что следил, чтоб ни соринки не упало на все эти белые ковры и обивку. Или Тобин требовал такой чистоты. Так он старался восполнить свое нездоровье. Но я все же рекомендую лечь в одежде и не пользоваться подушками.

Три раза Соня бегала на цыпочках из своей комнаты к дверям отца. И когда до нее донесся благословенный храп, она поспешила в комнату Даши. Будущая курсистка сидела за столом, нависнув над книгой: взяла с собой учебник, надеясь найти час-другой на подготовку к поступлению.

Команда