Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

вечером в воскресенье пол-литра, выпила я и начала ему про жизнь свою рассказывать, по пьянке делиться. Про наш сто первый… Про высылку… Про фабрику, как в прядильном цехе работала… Про то, как изнасиловал меня один гад, который потом… Который считал, что только сила, боль и страх могут заставить… Ладно, чего там, это проехали. Там уже и могила травой заросла давно. Но кое-кто ведь жив еще остался. Я квартиранту сказала, что, когда меня снасильничали, я заяву в прокуратуру написала, а Репликантов – молодой еще тогда – меня с этой заявой послал подальше. Чего ты, шлюха, хочешь? Чего плачешь? Пошла ты вон. Ну, я это и рассказала Денису, а он тогда ничего мне не сказал, только утешал меня. А потом я от Молотовой узнала про скандал в городе, как ролик-то с банкета у судьи в сеть выложили похабный. Это квартирант мой с Репликантовым за меня посчитался. Наказал его за меня, пусть и через столько лет.

Новые факты выплывают, как будто нам прежних мало…

Горьевск, сколько же тайн у тебя…

Полковник Гущин посмотрел на часы. Потом кивнул – теперь все по местам.

Капитан Первоцветов помог Марго выбраться из «Скорой» и усадил ее в оперативную машину, сам сел за руль. С ними сел еще один оперативник. Он был нужен для того, чтобы отогнать машину, высадив их в сгущающихся сумерках недалеко от частного сектора. Чтобы на улицу Труда они добрались уже пешком, не привлекая внимания соседей.

Когда оперативная машина скрылась из виду, полковник Гущин тоже вырулил на просеку. Им еще предстояло выбрать место, где лучше всего остаться в засаде.

Стемнело как-то подозрительно быстро. С северо-востока снова пришли свинцовые тучи – предвестники ноябрьских холодов. Над Горьевском, над полями, перелесками нависла серая шапка, и сумерки внизу сгустились, лишенные заката и вечернего света.

Катя вместе с Анфисой сидели в машине полковника Гущина. Его внедорожник стоял позади Дома у реки, на вытоптанном пустыре. Ближе к частному сектору было не подобраться – слишком людное, открытое место. На шоссе тоже не припаркуешься – машины, автобусы.

Автомобиль с прикрытием из сотрудников розыска Главка спрятался в роще, в двух километрах от улицы Труда. Роща раскинулась на берегу реки, и там было сплошное болото.

Полковник Гущин выбрал место поближе. И то, что их засада снова привела туда, где все и началось, – к дому-тюрьме Аглаи Шубниковой, – Катя считала почти знамением.

– Сколько нам ехать туда, Федор Матвеевич? Если что, – спросила доселе молчаливая Анфиса.

– Десять минут. Ну, поднапрячься – семь. И вы сами видели – это не федеральная трасса. Проселочная дорога. Пробки исключены. Это уже плюс.

Катя посмотрела на подругу. Ее лицо было непроницаемо. Но Катя знала, о ком она думает.

У них в машине работала рация и беспроводная связь. Там, на улице Труда, в доме Маргариты, оперативники установили микрофоны. С видеосвязью и камерами ничего не вышло – это была долгая работа, оперативно-технический отдел Главка не успел бы все так быстро собрать, смонтировать и привезти. А микрофоны имелись среди спецтехники самого ОВД. Поэтому их и взяли в оборот.

Микрофон прикрепили Маргартите под одежду. Остальные расположили в доме. Еще один закрепили на капитане Первоцветове.

Катя слушала, как потрескивает фон передатчика. Белый шум, помехи…

За окном машины – тьма. Она посмотрела на часы на приборной панели. Всего времени-то шесть часов вечера!

И в этот момент в передатчике послышался голос Первоцветова:

– Гость. Машина подъехала.

– Ну вот, как по нотам. – Гущин протянул руку к ключу зажигания. – Недолго сидели.

Машина у ворот дома на улице Труда мигнула фарами. И свет их погас. Капитан Первоцветов, смотревший сбоку из окна темной комнаты, некогда бывшей комнаты Аглаи, узнал эту машину.

По его знаку Маргарита Добролюбова медленно двинулась на освещенную террасу. Встала в круге света, под старой люстрой. Затем открыла входную дверь.

Мария Вадимовна Молотова зашла в незапертую калитку. В руках у нее был большой пакет.

Первоцветов смотрел, как она бредет по садовой дорожке. Во дворе было темно. Крышу дома и покосившийся забор освещал лишь уличный фонарь, светивший скупо и жутко.

Маргарита вышла на крыльцо. Это было нарушение инструкций. Они столько ее учили, как вести себя. Но…

Она их тут же ослушалась. Женщина…

Первоцветов неслышно переместился к террасе. Он был готов. Он думал: что в пакете? Что она принесла? Всех прежних жертв оглушали по голове. И там что-то тяжелое. Металлический штырь? Молоток?

Он не сообщил по беспроводной связи, кого видит поднимающейся на крыльцо старого дома.

В этот момент он видел другой дом – битый кирпич, горы мусора, луч фабричного прожектора, пронизывающий немытое стекло окна, темную анфиладу старых комнат, стену, за которой что-то все скреблось и скреблось, словно пыталось выбраться наружу из старой тюрьмы, не желая никак подыхать…

Он услышал шум дождя, стучащего по крыше Дома у реки…

Увидел свои руки – маленькие руки маленького перепуганного мальчишки, в цыпках, царапинах, грязные как прах…

И увидел ее, появившуюся на пороге дома, всю мокрую от дождя…

Прекрасную женщину, темноволосую, ясноглазую, высокую и смелую, которая не побоялась ни ливня, ни ночи кромешной и пришла его защитить.

Забрать из ада…

Надо платить долги.

Всем?

– Мария Вадимовна, это вы? – тихо спросила Маргарита Добролюбова.

– Заехала по пути. – Молотова с тяжелым пакетом в руках вошла в дом. – Ты одна?

– А кто ж у меня? Квартиранта убили…

– В похоронной конторе была, в Москве, – сказала Молотова. – Похороны на Калитниковском кладбище, во вторник. Там могила деда Макара. И мой муж там похоронен.

– Такое горе, Мария Вадимовна… Вы простите меня… что я…

– На похороны-то приедешь?

– Да.

Молотова шагнула к ней вплотную.

Капитан Первоцветов ждал.

Он представил, как это произойдет. Она… она пожилая… Ударит в висок? Или подстережет момент, когда Маргарита повернется к ней спиной? Сейчас выходить брать ее? Или подождать мгновение, чтобы убедиться наверняка и…

Надо платить долги…

Всем.

Мария Вадимовна повернулась к Маргарите спиной и водрузила тяжелый пакет на стол, на липкую клеенку.

– Вот, привезла тут тебе. Отощала ты совсем. И распухла, Маргоша. Нельзя так. Горе, оно… оно ни меры, ни края… водкой не зальешь. Надо держаться.

Она раскрыла пакет и начала выкладывать оттуда продукты: замороженную курицу, упаковку со свининой, упаковки сосисок, два пакета апельсинового сока, связку бананов, яблоки.

Выложив продукты, повернулась и медленно направилась к двери.

На пороге оглянулась.

– Похороны во вторник. Калитниковское кладбище. В одиннадцать.

Маргарита Добролюбова догнала ее уже на крыльце. Схватила за руку. Поцеловала эту сухую, но все еще твердую,