Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

– Спасибо… спасибо вам… и простите… прости меня…

А потом они обнялись на крыльце и заплакали, как ревели встарь на плече друг у друга на своем сто первом километре – ночная бабочка с «уголка» – «Националя» и диссидентка, «несгибаемый борец с советским режимом».

Капитан Первоцветов прислонился к косяку. Запрокинул голову.

– Это не она.

Полковник Гущин, слышавший все до последнего слова по беспроводной громкой связи, тоже без сил откинулся на сиденье машины.

– Это не она, – повторил он.

Катя ощутила, как у нее взмокли ладони, взмокла спина.

Она слышала рыдания женщин. У самой глаза были на мокром месте.

Шаркающие удаляющиеся шаги.

Звук мотора, который завели…

Молотова села в свою машину и уехала.

– Сока хотите? – спросила Марго у капитана Первоцветова – там, в доме.

Может, все вообще напрасно? – думала Катя. – Все наши планы. Все ухищрения с брифингом. И ничего не сработает. Никто не придет искать ту улику, которая может разрушить все, как карточный домик. Может, мы зря здесь сидим, пялимся во тьму.

Анфиса вышла на воздух. Прислонилась к капоту машины, глядя на Дом у реки. Катя подумала: а она ведь здесь впервые. Она видит это место в первый раз. Столько слышала о нем от нас, но не была.

И камер у нее с собой нет, чтобы сделать снимки…

Она же привыкла видеть мир через фотообъектив. Как и та, другая, Елена Мрозовская.

Но камеры Анфисы разбиты.

Как и ее сердце.

И, наверное, уже не удастся собрать все это заново, по кусочкам, по осколкам…

Остается лишь надеяться, что осколки эти не поранят так глубоко, что невозможно будет уже залечить и раны, и шрамы…

Почему я думаю об этом? Почему я думаю вот так?

Потому что я боюсь, что, несмотря на все мои сомнения в том, что то, чего мы ждем, не произойдет… оно все равно случится. И кровь еще будет…

И раны…

Часы ведь пошли назад. И он, тот, кто там, на башне в часах, он до сих пор в игре. Тот, кто забирает жертвы и исполняет желания.

Он жаждет…

Время похоже на реку. И на наши сны. Оно густое, вязкое, как глина, загадочное, как ночная тьма. И словно в фотографировании, надо подобрать правильные реагенты, чтобы время явило себя с правильной стороны, показав истинную суть вещей. Время летит на крыльях. Время застывает смолой. Время тянется, как резина. Время обрывается нитью. Время умирает…

Время – это я…

Катя открыла глаза. Она не понимала, как заснула! Привалившись щекой к плечу Анфисы, она заснула, когда они сидели в засаде и ждали! Они опустошили оба термоса с кофе до этого. Они выходили из машины глотнуть воздуха ночи, размять ноги. Они делали все, чтобы не спать.

Когда они выходили, Катя не приближалась к Дому у реки. Ей все мерещилось, что кто-то из тьмы смотрит, следит за ними из его слепых окон.

И после всего этого она позорно заснула!

Часы на приборной панели показывали двадцать минут четвертого. Тот самый глухой час, который застыл на циферблате башенных часов.

Анфиса, напряженная и настороженная, вслушивалась в шипение передатчика. Катя поняла: пока она спала, Анфиса не сомкнула глаз, вперяясь во тьму, словно часовой.

Рация шипела…

Голос Первоцветова прошептал:

– Фонарь уличный погас.

Полковник Гущин, осоловелый от долгого бдения, наклонился над рулем, стараясь уловить…

– Дверь входная. Я что-то слышу.

Шипение передатчика… белый шум…

Что-то щелкнуло.

Испуганный шепот Маргариты:

– Света нет.

Грохот!

Полковник Гущин включил зажигание и с места рванул внедорожник. Визжа тормозами, они обогнули Дом у реки и вырулили на проселочную дорогу.

Тьма, тьма…

Огни фар…

Они мчались с бешеной скоростью.

Грохот… там что-то упало… Хриплое дыхание… Удар…

Катя знала, что это: звуки битвы в доме, где внезапно погас свет!

Гущин еще прибавил газу, они выскочили на перекресток, где проселочная дорога пересекалась с новой бетонкой, ведущей к свиноферме.

И вдруг…

– Федор Матвеевич! Тормозите! – закричала Анфиса.

Перекресток загородил большой грузовик с деревянными бортами, полный клеток со свиньями. Вплотную позади него с бетонки на дорогу выруливала груженая фура.

В свете фар свиньи в клетках походили на каких-то фантастических существ из иного мира. Они оглушительно визжали от страха, который переполнял их свиные сердца.

Картина была столь сюрреалистична, что казалась почти нереальной.

Они едва не врезались в грузовик на полной скорости. Гущин в самую последнюю минуту крутанул руль влево, и они сорвались с дороги в кювет, в канаву и сразу же застряли там.

Гущин выскочил из машины, бросился к грузовику. Визг свиней оглушал, но Гущин орал так громко, что его услышали все.

Он рванул дверь кабины грузовика, выволок за одежду водителя, крича ему в лицо:

– Почему ночью?! Почему здесь?!

– Мы это… мы свиней везем… с фермы…

Водитель-работяга испуганно моргал. От грузовика несло свиным дерьмом.

– Почему ночью?! Кто приказал?

– Хозяин.

– Судья?!

– Позвонил и приказал везти. Сказал, в открытом грузовике днем нельзя, людей это пугает. Жалобы сыпятся! Он сказал – везите сейчас, ночью. Бойня же круглосуточная. Бойня не спит…

Бойня не спит…

– Поворачивай в сторону! Дай нам проехать!

– Да не могу я, там все развезло от дождей! Грязи по колено! Я свиней угроблю!

Гущин бросил водилу у грузовика, побежал назад. Он плюхнулся за руль. Внедорожник засипел, буксуя в грязи, выбираясь на целину, стараясь объехать перегородившие перекресток грузовик и фуру.

– Судья! Репликантов… Ну, вот и встретились. Он же здесь все дороги знает. Он профи, в курсе, где можно засаду расположить. И знает, где заслон нам поставить. О, черт! – Гущин давил на газ. – Он же все просчитал заранее! И меня он просчитал, сукин сын!

Внедорожник медленно полз, утопая в глине, огибая перекресток.

Катя боялась думать, что может случиться, если они опоздают.

Там, в доме без света, капитану Первоцветову достался хитрый и страшный противник.

Судья…

Репликантов…

Он же все время был в поле их зрения.

Тот, который притворялся умирающим…

Тот, который рассматривал чертежи башенных часов и врал, врал…

– Света нет, – Маргарита просипела это из тьмы, щелкая выключателем настольной лампы.

Света не было и снаружи. Уличный фонарь, освещавший забор и палисадник, погас.

Этот звук…

Тихий…

Первоцветов услышал, как что-то хрустнуло во входной двери. Эта дверь была хлипкой и старой. И многие в городе знали, что пьяница Марго, налакавшись водки, вообще ее не запирает…

Там даже не было внутреннего засова, просто замок-защелка.

И вот его кто-то легко открыл снаружи при помощи или спицы, или отмычки.

В темноте, на фоне окна террасы,