Барсук - Энтони Макгоуэн

— Спасибо, мистер, — сказал я. — Пошлю вам открытку.

Вышло не слишком остроумно, но с остроумием у меня всегда было так себе.

Я уже собрался закончить разговор, когда человек на том конце провода сказал:

— Меня зовут Стив. А тебя как?

— Ники, — ответил я не задумываясь. А потом подумал и понял, что всё правильно сделал, потому что на свете несколько миллионов мальчишек, которых зовут Ники, и я запросто мог оказаться любым из них.

Я положил трубку.

Было уже пять часов, и я еле держался на ногах — оно и понятно, ведь встал я ни свет ни заря. Поэтому я пошёл в гостиную и растянулся на диване. Телик в гостиной работал без звука с утра до вечера. Это нравилось Кенни. Если телик был выключен, он начинал нервничать.

Я буквально на секунду закрыл глаза. Снова их открыв, я сразу понял, что прошла не секунда, а гораздо больше времени и что за это время что-то стряслось.

19

Я стремглав бросился к сараю. Его дверь была открыта. Изнутри доносились голоса.

— Это барсук, — говорил один голос. — Его зовут Снаффи. Он мой. Гладить его нельзя, потому что он схватит тебя зубами за руку и больше ни за что не отпустит. Тогда тебя на скорой помощи отвезут в больницу, и там доктор отрежет от тебя Снаффи.

— Кенни, — сказал я с порога, — ты же обещал не рассказывать Самиту.

Они оба обернулись. Самит держал на руках Тину. За толстыми стёклами очков его глаза были большущими, как тарелки.

— Ничего такого не было! — воскликнул Кенни.

Я не понял, что он хотел сказать: что он таких обещаний не давал или что ничего Самиту не рассказал. Я любил Кенни, но чего-чего, а врал он часто.

— Я больше никому не скажу, — пообещал Самит.

Он крепко прижимал к себе Тину, как будто ждал взбучки и надеялся, что при виде собаки я смилостивлюсь.

— Если кому-нибудь расскажешь про барсука, Джезбо тоже про него узнает, придёт и убьёт его, — сказал я и постарался, чтобы мои слова прозвучали как можно более грозно.

На Самита мой тон подействовал, но только потому, что ему было всего восемь. В девять лет он на такое бы уже не купился.

Самит с Кенни потупили глаза.

— Хорошо, — сказали они понуро.

— Можете их покормить, — смягчился я.

— Хорошо! — снова сказали они, но уже совсем другими голосами.

* * *

Отец вернулся домой поздно. Кенни спал. Животные были закрыты в сарае.

Как ни странно, он был совсем трезвым. И очень усталым на вид.

— Пап, ты где был? — спросил я.

— Искал работу, сынок.

Найти работу он не пытался уже очень давно.

— И как?

Он пожал плечами:

— Да никак. С таким же успехом я мог бы искать работу на Северном полюсе.

Несмотря на усталый вид, в отце чувствовалась какая-то перемена. Он выглядел пусть и не счастливым, но всё-таки чуточку менее грустным, чем обычно. И эти его слова про Северный полюс — они даже были похожи на шутку. А я и не помнил, когда он последний раз пытался пошутить.

Мне стало любопытно, в чём дело, но я так и не придумал, какими словами его об этом спросить. Поэтому я налил нам по кружке чаю и стал ждать, пока он сам заговорит.

— Я был в городе, — начал отец, но тут же умолк, чтобы подуть на слишком горячий чай.

Я со своим чаем сидел за кухонным столом напротив него. Столешница была вся в царапинах и пятнах. В одном месте Кенни вилкой выцарапал «Кени».

— Я зашёл в «Старбакс», — продолжил отец. — У меня был купон на бесплатный кофе, я его вырвал из газеты. И встретил там одну знакомую, я её знаю ещё со школы. Ну что вытаращился? Да, знаешь ли, я тоже ходил в школу. Эта знакомая — она медсестра. Сейчас работает в Сикрофтской больнице. Мы разговорились, и она сказала, что в её отделение требуются санитары.

— Санитары? А что они делают?

— Вроде как помогают медсёстрам. Меняют повязки, подтирают задницы, кормят пациентов и всё такое. Она говорит, что я окончил больше классов, чем большинство тех, кто там уже работает санитарами. Говорит, что, если она замолвит слово, меня должны взять.

— А ты ей рассказал… ну, про свои проблемы с законом?

Отец кивнул.

— Она сказала, что всё будет в порядке, если я не сяду. Если отделаюсь исправительными работами.

Я понимал, что отец пытается сказать мне что-то ещё. Что-то кроме того, что у него появилась подруга. Или может появиться подруга. И даже, вероятно, работа. Но в тот раз он мне этого не сказал — во всяком случае, словами. Мы с ним молча сидели и допивали чай. Все знают, каким напряжённым и тягостным бывает молчание.

Так вот это был совсем другой случай.

20

На следующее утро меня разбудили две вещи.

В окно било солнце. Карниз с занавеской отломался тыщу лет назад, и я не знал, как его починить. В пасмурную и дождливую погоду, то есть большую часть времени, это мне не мешало, но, если светило солнце, оно лупило мне прямо в глаза.

Одновременно со светом меня разбудил шум. Он напоминал, с одной стороны, шум волн в морской раковине, а с другой — утренний гомон птиц. Но море и птицы явно были тут ни при чём.

Я встал и в одних пижамных штанах вышел на улицу.

В дверях сарая — как пена в бутылке колы, если её как следует встряхнуть, — клубилась толпа малышни.

В другой ситуации они бы хорошенько огребли. Но в этот раз у меня не поднялась рука, потому что верховодил всем этим сборищем Кенни. Он был среди них как король или даже скорее как бог с живым амулетом в руках.

Да, этот недоумок держал перед собой маленького барсука, которого по очереди гладили столпившиеся вокруг дети. Будто специально для того, чтобы было интереснее, барсук покусывал за пальцы всех, кто до него дотрагивался. Малышня визжала от страха и радости.

— Ты что, Кенни, совсем охренел? — крикнул я. — Что это ты тут устроил?

Но Кенни меня не слушал. Или даже просто не слышал. Вокруг него сгрудилось человек, наверное, пятнадцать. Они заполнили сарай, как конфеты — подарочную рождественскую жестянку.

— А ну тихо!!! — проорал я.

Наступила почти полная тишина. Я протиснулся сквозь толпу. Это было