Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич

смуглый подвижный жилистый юноша. — Лучше на цирк деньги отложим, там веселее, чем в твоем хоре. — И озорные искорки блеснули в его плутовских продолговатых глазах.

— Не пойду я в цирк. Ну, дай-ка мне пачку.

И Антон стал выбирать сигареты.

— Нет ли у тебя спичек? — спросил он.

Илийка молча протянул ему коробок, пристально глядя в тонкое, сухое лицо. У Антона смешной хохолок над высоким лбом, большие обведенные синими кругами темные глаза. Он будто прислушивается к чему-то внутри себя. Сильно вырезанные совсем прозрачные ноздри. Даже нельзя сказать, чем особенно выделяется лицо Антона, но от него не хочется отводить глаз и, раз увидев, нельзя забыть.

— Вы лучше всех поете, — сказал Илийка.

— Тебе нравится? — спросил Антон. Улыбаясь смущению Илийки, он взял из его руки коробку спичек и, держа сигарету тонкими слегка вздрагивающими пальцами, закурил.

— Конечно…

Мальчик не договорил. Не мог же он сказать, что в прошлом году летом они с Михаем иногда пробирались к самому окну Антона и, прячась в кустах смородины, слушали его пение.

— В воскресенье я видел… — Антон закашлялся. Стараясь совладеть с приступом, он стиснул в зубах сигарету. Но это не помогло, и Антон, выдохнув дым, продолжал кашлять.

Илийка с ужасом смотрел на сигарету, сжатую пальцами Антона. Ее кончик был в крови.

— Я тебя в воскресенье в церкви видел… — измученный приступом кашля, тихо продолжал Антон.

Илийка смотрел на его горящие щеки, на розовую слюну в углах губ и ему вдруг захотелось схватить за руку Антона, куда-то увести, что-то сделать для него, чем-то помочь, лишь бы ему стало лучше…

— Если хочешь, — сказал Антон, — приходи в следующее воскресенье, я буду петь…

— Ты уже два года поешь, — заметил Митря Мадриган, — но лучше тебе не стало, а до бога там недалеко — мог бы помочь, да не хочет. Вот ты сохнешь да кашляешь. Курить надо бросить.

— Теперь это уже неважно, — безразлично проговорил Антон и, уходя, дружески кивнул Илийке.

— Мальчик, ты что, оглох? Пачку сигарет, — потребовал маленький человечек, чем-то напоминающий крысу. Илийка обернулся и узнал мастера цеха. — Получи! — тот бросил деньги в ящик.

— Еще три лея, — сказал Илийка, взглянув на монету.

— И этого хватит. Знаешь же, что твоя сестра у меня работает, — небрежно проронил мастер.

Илийка растерянно посмотрел ему вслед.

— Вот жулик! Родился он таким жуликом или потом сделался? — возмутился Михай, со стороны наблюдавший, эту сцену. — Сколько же тебе сегодня останется?

— Два лея, — ответил Илийка.

— Почему опять так мало?

— У одного не было денег.

— И ты поверил в долг?

— Да.

— Но он тебе не вернет денег. Считай! их потерянными. Разве можно давать в долг?

— Но я не мог не поверить. Ему так хотелось закурить. Знаешь, Михай, я кое-что придумал, — таинственно сообщил Илийка. — Приходи вечером в подземелье.

— Что придумал? Как перебраться через Днестр?

Илийка кивнул. Собственно, он еще ничего не придумал, но до вечера ведь далеко.

— Так я пойду. Встретимся, как стемнеет, — крикнул уже издали Михай.

Он пустился по улице бегом, едва не сбив с ног идущую на завод мадам Думитриу.

— Нахал! Хулиган! — взвизгнула чопорная дама и замахнулась на Михая сумкой. Но тот, увернувшись, побежал дальше.

Увидев Илийку, госпожа Думитриу приблизилась к нему.

— Хоть ты и очень плохо поступил с Иорданом, но я тебе это прощаю, жалея Ануцу, — заговорила она своим обычным елейным тоном. — Ты дружил с моим сыном, а теперь продаешь сигареты. Это ужасно! Как Ануца несчастна!..

Мадам Думитриу говорила не торопясь, поминутно охая, а слово «несчастна» она произнесла с особым выражением, подняв глаза к небу, и даже коснулась кружевом платка левой ноздри.

— Ты должен стать примерным мальчиком. Ради Ануцы я с удовольствием тебе чем-нибудь помогла бы. — Мадам повысила голос в надежде, что ее кто-нибудь услышит. Но рабочие проходили мимо, не обращая внимания на болтовню барыни.

Илийка недоверчиво взглянул на нее. Все это пустые разговоры. Делать-то ей нечего. А вдруг она в самом деле поможет? И он заметил:

— Пусть господин Думитриу меня на завод возьмет.

Мариора его просила, и мама тоже. Но он не хочет. Попросите вы.

Мадам Думитриу ответила очень поспешно и гораздо тише:

— Видишь ли, я бы с ним поговорила, но я в дела мужа никогда не вмешиваюсь. Ты не унывай, мой милый, — скороговоркой закончила мадам и поторопилась уйти.

— Как идет торговля, мальчуган? Скоро свой магазин откроешь? — громко спросил подошедший Ротару, с улыбкой рассматривая самодельный ящик для сигарет.

— Скоро! Как только разбогатею, — отшутился Илийка.

— Послушай-ка, мальчуган, — уже серьезно заговорил старик. — Это занятие не для тебя. Поговори-ка с Петрей Кобышем насчет работы. Он мне помог и тебе поможет. Тогда и торговлю можно бросить. Через недельку Петря вернется из Бухареста.

— Хорошо, я поговорю, — обрадовался мальчик.

— Ну, дай-ка мне пачку, — попросил Ротару, — вот тебе деньги. Ты что-то редко заходишь, — улыбнулся старик, незаметно подсовывая сигареты обратно в ящик. — Позвал бы тебя сказки слушать, да ты ведь занят.

— Я приду, мош Ротару, обязательно приду.

— Приходи. — И старик зашагал дальше.

Илийка еще немного постоял у завода. Рабочие расходились, и пыльная площадь все больше пустела. Мальчик обогнул ее и пошел по улице, заселенной мелкими ремесленниками. А вдруг кто-нибудь наймет на работу. Ему так хотелось принести матери несколько лей. Он даже зашел в две-три лавчонки, но везде его удивленно оглядывали и отвечали, что у них самих не больно много работы.

Илийка уныло брел дальше. Нет, никому не нужна была его помощь. За жалкими кое-как застекленными окнами согнувшись сидели люди. Они не обращали никакого внимания на то, что делается на улице.

Лавчонки лепились одна к другой. В них часовщик мирно уживался с сапожником, портной работал рядом с креслом парикмахера, а фуражечник — со столяром. Это было не очень удобно, ио выгодно: меньше приходилось платить арендной платы за клетушку и, кроме того, открыв лавочку утром, можно было закрыть ее поздно вечером. Один из этих ремесленников мог отлучиться по своим делам, н в случае, если появлялся заказчик, eгo товарищ по лавочке был на месте и принимал заказ — ведь каждый из них был осведомлен о делах соседа не хуже, чем о своих.

Среди старых, полустертых вывесок выделялась одна, гласившая, что здесь механик «производит ремонт автомобилей, велосипедов, радиоприемников, швейных машин и других предметов». В подтверждение был изображен горбатый автомобиль и что-то среднее между велосипедом и мясорубкой.

Но «другие предметы» были, очевидно, основном занятием механика. На полках его прокопченной мастерской стояли старые примусы, кастрюли без ручек или без дна,