Кактусы у нас не растут - Елена Владимировна Сидорова

Все обеспокоились, не зная, что делать и чем помочь.

– Ну, хоть что-нибудь она говорит?

– Сказала через силу, что некоторые влезают не в своё дело, вмешиваются, куда им не следовало бы. Мы даже не поняли, о чём это она.

И никто, кроме Любаши, не понял, а Любаша поняла – это она вмешалась в отношения Жанны с Виталиком. Жанна здесь хозяйка, она, и никто другой не смеет вторгаться в её дела. Любаша изумилась, хотя внешне не подала вида. И, конечно, расстроилась, ведь когда она предложила уйти с мальчиком, то в первую очередь пожалела именно Жанну. Любаше тоже стало не до еды, она тихонько вышла из-за стола, чтобы не разреветься при всех. Но, конечно, разревелась, когда пришла за утешением к Людмиле Алексеевне.

– Что я сделала не так? – сквозь слёзы спрашивала она. – Ведь я не хотела никого обидеть, я просто хотела им помочь.

– Не расстраивайся, – пыталась успокоить её Людмила Алексеевна. – Женька, она такая уж есть, всё должна делать сама.

– Но я не могу просто песни разучивать, ведь вокруг меня люди, которым я могу быть нужна, которым могу помочь, – продолжала Любаша на своей волне.

Но вдруг осеклась:

– Какая Женька?

– Да Жанна. Она ведь на самом деле Евгения, Женя, но это имя ей с детства не нравилось, а мне моё, вот мы и поменяли имена.

– А у Вас какое было?

– Люция.

– Зачем? – искренне удивилась Любаша. – Такое красивое имя.

– Да слишком уж красивое, слишком вычурное.

Любаша от удивления даже плакать перестала – вот как, оказывается, в жизни бывает.

Наутро Любаша уезжала в город на выходной. Надо было поставить в известность начальника лагеря. Разговаривать с Жанной и выяснять отношения не хотелось. Сама Жанна ничего Любаше не предъявила. Она уже пришла в себя. Только нравоучительно произнесла в напутствие:

– Не делай добра – не будет и зла.

Конечно, Любашина обида ещё не прошла. Но, размышляя, она начала винить и себя: своим добром она чуть не угробила Жанну, ведь даже не спросила у неё, можно ли, уходя из кабинета, забрать и Виталика. А просто сказала: «Давай-ка, пойдем, Виталик, не будем мешать Жанне Васильевне». А он, может, и не мешал вовсе, может, он был нужен ей так же, как и она ему. Он мог выговориться, а Жанна проявить свою заботу.

Любаша уехала в город, всё время раздумывая над пословицей, то мысленно споря с ней, то соглашаясь. На многие годы эта пословица будет для неё самой нелюбимой, самой спорной.

Через день, когда Любаша вернулась в лагерь, захватив с собой крохотные таблетки пустырника, оказалось, что Виталик, всё-таки не выдержав целую смену, уехал с родителями домой, вполне возможно, до следующего лета.

Кактусы у нас не растут

– Мама, можно я принесу домой кактус?

Ага, только кактусов в нашем доме и не хватало. Я не любитель домашних цветов с детства, когда мама все подоконники заставляла геранями, сама, мягко сказать, не разбираясь ни в цветах, ни в том, как за ними ухаживать. Кто-то из её подруг приносил отростки, которые иногда пересаживались в непрезентабельные горшки, а иногда так и оставались жить в старых жестяных банках. А дальше герани только изредка поливались. Они разрастались, их стволы деревенели, вытягивались, листья сохранялись только на верхушках. При этом они умудрялись цвести и, главное, пахнуть своим специфическим резким запахом, особенно тогда, когда к ним прикасались. Конечно, я их не любила. Были ещё традесканции, про которые и мама, и я тоже благополучно забывали, пока они не начинали сохнуть, ронять листья, только тогда заставляя нас вспомнить об их существовании и убирать мусор. Понятно теперь, что и из меня цветовод не получился.

Когда у меня самой появилась семья, я про комнатные цветы и думать не думала. Они сами стали приходить в наш дом, не спрашивая моего желания. Выбросить подарки было жалко, пришлось смириться, хотя бы поливать и даже пересаживать их по мере роста. Например, неведомо откуда взявшийся молочай сначала радовал нас с детьми скоростью своего роста, но потом ему стало не хватать места на подоконнике, и пришлось поставить его на пол. Он не обиделся и продолжал расти. Дорос до потолка, пробиться к соседям, живущим выше этажом, не смог, стал давать боковые побеги и погибать не собирался.

Что с ним делать – это большой вопрос. В Ботанический сад его не берут, у них и своих молочаев хватает. Взять и выбросить на улицу жалко. Отломать побеги, забрызгав все ядовитым молочком, тоже не хочется. Да и отломать просто так не получится: стебли такие жесткие – хоть пилой пили. Представить себя с пилой в руках, готовой погубить живое растение, тоже было немыслимо. Так молочай и продолжает жить в квартире.

Ещё есть алоэ. Когда мы переезжали на новую квартиру, его отросток в пластиковом контейнере из-под творога принесла мамина подруга, ну, а кто же ещё, ведь традиции нельзя нарушать. Она сказала, что пока будет расти этот алоэ, то всё у нас будет хорошо. Мне с моим суеверием вообще ничего такого нельзя говорить, вот алоэ и растёт, правда до соседей с верхнего этажа не дорастает, с ним я справляюсь.

А тут вдруг такой вопрос сына – можно ли принести домой кактус?

– Где ты его возьмёшь? – спросила я.

– Он растёт на газоне у соседнего дома.

– Кактусы на газонах не растут, тем более у нас, это южное растение, – втолковывала я ребенку, включив учителя вместо мамы.

Сын не стал спорить, он вообще, не желая меня огорчать, никогда не спорил, но, правда, особо ничего и не рассказывал.

Прошло несколько дней. Он опять подошел ко мне с этой же просьбой – принести домой кактус, который растёт на газоне. Кнопка переключения в занудного учителя сработала мгновенно, и я опять долго и упорно объясняла сыну про кактусы, про территории их обитания и невозможность расти на улице в условиях нашего климата.

Когда сын, как это бывает в сказках, в третий раз обратился ко мне с этой же просьбой, то я, сдерживая раздражение, попросила дочь, которая немногим старше брата, сходить с ним к соседнему дому и убедиться, что никакого кактуса там нет и быть не может.

Вернулись оба радостные: дочь подтвердила, что кактус действительно