Кактусы у нас не растут - Елена Владимировна Сидорова

– Марина Николаевна, благодарю Вас. За всё. И очень прошу: простите меня, пожалуйста!

Никакого чувства юмора

– Видите собаку?

Он протянул мне красную кружку, разрисованную далматинами.

– ?!

Он был готов к ответу:

– У нас их пятеро.

Я посмотрела на него с недоверием и восхищением одновременно. Как сейчас говорят – заценила. Хотя внешне особо ценить было нечего: белобрысый, щуплый, невысокого роста мальчишка, лет девяти – десяти. Одет обычно. Ещё раз дал мне рассмотреть нарисованных на ярком красном фоне кружки белых с чёрными пятнышками собак.

– Пять? Это, наверное, очень дорого? Где же вы их держите?

– Дорого, – согласился он. – А держим дома.

– Пятерых собак в одной квартире?! Сколько же у вас комнат?

– Семь.

Он отвечает негромко и с каким-то сдержанным достоинством. Кажется, мы поменялись возрастом. Я – недоверчивый маленький ребенок, готовый слушать и удивляться, он – серьёзный взрослый человек, вовсе не расположенный шутить.

Мысленно пробежала взглядом все известные мне многокомнатные квартиры и нигде не обнаружила бо́льших, чем пятикомнатные.

– Таких квартир в нашем городе нет, – уверенно заявила я.

– Как это нет? – он, как и прежде, спокоен. – У нас семь комнат, в другой квартире столько собак и не поместилось бы.

– А где вы живёте? – я начала допрос с пристрастием.

– Я же говорил Вам, в какой школе учусь.

– И?

– А там рядом дом новый, помните?

Опять совершаю мысленный топографический полёт. Город небольшой, школы наперечёт, представить район несложно. Я вспоминаю новый двухэтажный особняк, который вызывал удивление уже тем, что встал на одной из центральных улиц среди высоких домов, явно нарушая общую планировку. Значит, кому-то так было можно. Возле дома цветник, а рядом часто можно было увидеть две аккуратно припаркованные иномарки.

Цепочка начала раскручиваться. Если можно поставить свой дом там, где другим нельзя, иметь дорогие машины, то о породистых собаках и говорить не приходится, а значит, и комнат вполне может быть семь.

Он спокойно ждал, дав мне время подумать. Включив логику, я притушила недоверие. Но не совсем.

– А с кем ты живешь?

– Мама, папа, бабушка, мамина сестра, я, ну и собаки.

Мы разговорились, уже вполне доверяя друг другу. Я узнала, что далматины – это древняя югославская порода собак (а я думала, что английская, и называется далматинцы, как в мультике, век живи…), сколько раз в день их кормят и чем. А ещё я узнала, что в лагере он не первый раз, приехал только на одну смену, пока отец занят на работе. Потом они поедут на юг, правда, без бабушки – как же оставить собак? А бабушке одной не справиться, поэтому ей помогает мамина сестра.

Я пыталась представить семикомнатную квартиру в нарядном особнячке, но даже мысленно умудрялась в ней заблудиться. Зато хорошо представляла нарядных далматинов – веселых, озорных и, как мне казалось, очень добрых. Они носились стаей по всем семи комнатам и, в отличие от меня, хорошо в них ориентировались.

– Ну, я пошёл.

– Пока, пока, – задумчиво, под впечатлением разговора, ответила я.

Он повернулся, щупленький, чуть сутулый, и пошёл, помахивая яркой красной кружкой с белыми в крапинку собаками.

Я видела его ещё несколько раз меж других детей, в столовой или на территории лагеря. Он ничем не выделялся, был, как правило, спокоен и немного задумчив. Глядя на него, я всегда представляла себе пёструю веселую собачью стаю. И немного завидовала.

…В залитой солнцем застеклённой веранде работала мастерская по вязанию крючком. На большом овальном столе лежали цветные мотки шерстяных ниток, большие красивые книжки с образцами, стояли уже связанные цыплята, лягушки, крокодильчики и божьи коровки. Я частенько бывала здесь. Меня привлекали красота, спокойствие, уют, неторопливые разговоры детей и руководительницы кружка, большой мастерицы. Часто сюда заглядывали мальчишки, и надо сказать, что вязание крючком получалось у них нисколько не хуже, чем у девочек.

Мне нравилось проводить здесь время, болтать с детьми, задавать им бесчисленное количество самых неожиданных вопросов, с удовольствием выслушивать их серьёзные, по-детски аргументированные ответы, видеть, как некоторые вопросы ставят их в тупик, из которого они пытаются выбраться. Часто беседа прерывалась весёлым хохотом. Маленький хозяин далматинов тоже иногда приходил. Мы кивали друг другу, как старые знакомые. Вязал он не очень умело, но как всегда держался спокойно и с достоинством. Для меня он был тайным обладателем настоящих сокровищ.

…В мастерскую зашла Жанна – начальник лагеря. Хотя больше подходит – начальница. Лагерь – это её всё. Бывшая пионервожатая, когда-то возглавлявшая всё пионерское движение в городе, она уже давно работала начальником детского оздоровительного центра, любила детей, массовые мероприятия и сохраняла в душе пионерский задор.

Невысокая, круглая, в белом медицинском халате, пыхтевшая от одышки, с красным от напряжения и жары лицом в ореоле химической завивки седых волос, переваливаясь с ноги на ногу и чуть при этом пришаркивая, Жанна обходила свои владения. Убеждалась, что всё идёт своим чередом, все при деле, и останавливалась где-нибудь передохнуть. На этот раз она задержалась в мастерской, вписалась своим кругленьким туловищем в маленькое кресло, сложила под животом пухлые ручки, включилась в разговоры и просидела до конца занятия, позволив себе ненадолго расслабиться. Потихоньку все стали расходиться. Аккуратно сматывали нитки, складывали в персональные коробочки своё нехитрое рукоделие. Знание о пятерых далматинах в семикомнатной квартире распирало меня.

– Видите вон того мальчишку? – я была счастлива поделиться с Жанной своим удивлением. – У него в квартире семь комнат и пять далматинцев (вдруг не знает, как правильно называются)!

Жанна, не разделив моего восторга, взглянула на мальчишку и произнесла тоном человека, который давно ничему не удивляется:

– Алёша, дружочек, подойди-ка ко мне!

Она знала по именам многих детей, особенно тех, кто приезжал в лагерь не впервые. Он подошел. Худенький, слегка сутулый, присел рядом.

– Как поживаешь, Алёша?

– Нормально, – он немного напрягся.

– Как бабушка? Ты всё там же вместе с ней в однокомнатной квартире?

Я почувствовала, что моя нижняя челюсть начинает потихоньку отваливаться. Он кивнул, мельком взглянул на меня и отвернулся.

– Родители так и не появлялись?

Он слегка покачал склонённой головой из стороны в сторону.

Как же так?! А где же? И вообще?! На время я потеряла дар речи и, едва преодолев изумление, выдохнула:

– Ну, брат, и горазд же ты врать!..

Он поднял голову и сказал мне спокойно и снисходительно:

– Зато у Вас, ну совершенно никакого чувства юмора!..

…Напротив остановки, на которой я каждый вечер жду троллейбус, чтобы уехать с работы домой, стоит