Кактусы у нас не растут - Елена Владимировна Сидорова

Марина Николаевна ждала ответа директора.

– А по-моему, так всё ясно, – резюмировал он.

– Вы хотите сказать?..

– Да, – поставил он точку в разговоре.

Возмущенная Марина вылетела из кабинета, готовая уволиться в ту же минуту. Этот порыв периодически захватывает учителей в каких-то сложных ситуациях, но уходят в таких случаях, как правило, немногие.

Парламентёром на этот раз выступила завуч, и в результате долгих переговоров было решено, что Лёнька сдает зачёт по предмету по всем, ну, или по любым темам на выбор. Как выкручивались остальные учителя, Марине было неведомо.

На зачет Лёнька пришел. Как всегда вежливый и спокойный. Парламентёр тоже пришла выполнить свою миротворческую миссию до конца. Наверное, чтобы предотвратить развязывание боевых действий. Войны не случилось, и, посидев недолго и послушав диалог Марины с Лёнькой, завуч ушла с чувством выполненного долга.

Лёнька рассказывал, что знал, ни тетради, ни шпаргалок у него не было. Из того, что он наотвечал, можно было выкроить жалкую троечку, и это было бы честно. Но разговор шел не о тройке. Как и он, Марина ждала конца этой томительной экзекуции. Наконец, его ответы иссякли. Они оба замолчали.

Именно сейчас должен был состояться разговор, который надо было начать гораздо раньше, чтобы не доходить до такого финала. Но как это сделать в огромной школе, когда у учителя сотни учеников, таких разных, сильных и слабых, ярких и тихонь, открытых и так и оставшихся «белыми пятнами» на твоей педагогической карте.

Марина не знала, как начать.

– Что с тобой, Лёня? Что происходит?

– Не знаю, – ответил он.

– С тобой всё в порядке?

– Да.

– Ты здоров?

– Да.

– Какие-то проблемы дома?

– Нет, все нормально.

– Тогда в чем дело? Куда подевался тот замечательный ученик, которого мы знали столько лет?

– Не знаю.

Его до предела лаконичные реплики не давали ответов на вопросы. Чувствовалось, что он не просто не хотел отвечать на эти бесчисленные вопросы, которые очевидно ему задавались не впервые, казалось, он и правда не вполне осознавал, что с ним происходит. Он не испытывал неприязни к школе или к каким-то конкретным предметам, или персонально к кому-нибудь из учителей. У него были хорошие отношения с одноклассниками. Просто что-то внутри вдруг переключилось или, лучше сказать, отключилось, что заставляло его раньше учиться. А может, он просто устал хорошо учиться.

Марина понимала, что не вдруг, что должны быть какие-то механизмы, которые можно было вовремя настроить, вовремя запустить, чтобы не произошел этот сбой, столкнувший, как авария, с привычной и ровной колеи всех участников движения.

Он спокойно ждал её решения и, как вежливый человек, не порывался быстрее уйти. А Марина всё ещё собиралась с духом, чтобы выполнить то, что для неё было важнее отметки.

Наконец решилась.

– Я хочу сказать тебе то, что мучает меня сейчас больше всего. К моему великому разочарованию, – она подчеркнула интонацией слово великому, – ты не учился целый год, игнорировал все мои обращения, все просьбы. Мои вопросы остались без ответов. То, что ты сейчас рассказал, тянет лишь на троечку. А мне приказано поставить тебе пятёрку. Это нормально?

– Думаю, что нормально, – сказал он уверенно, но спокойно и не вызывающе.

– Нормально? – искренне изумилась Марина в очередной раз, но сдержалась, чтобы не выплеснуть это изумление наружу:

– Нормально, что целый класс был молчаливым свидетелем этой истории, а сейчас ты выйдешь из кабинета с пятёркой за год, взявшейся из ниоткуда? Какой вывод сделают твои одноклассники обо мне, о других учителях? Как после этого работать в школе? Как спокойно жить, зная, что ты, как учитель, совершил подлость?

Его ответ уже не удивлял:

– Не знаю, – пожал он плечами.

– Видишь ли, мне очень бы хотелось верить, что ты всё же понимаешь, что сейчас происходит преступление против совести, против порядочности, против чести. Мне это не просто неприятно, мне больно. За себя, что не бросила все силы и время, чтобы этого не произошло, за тебя, потому что с тобой что-то происходит, а ты и не думаешь откликаться на помощь. Мне больно ещё и потому, что я не могу быть честной до конца, поставить тебе тройку и уйти из школы.

Марина с трудом сдерживала себя, чтобы держаться спокойно:

– Потому что за моей спиной мои собственные дети, а им пока ещё не понять, что значат муки совести и проблемы, и сложности взрослой жизни.

Она сделала паузу.

– Я поставлю тебе эту нечестную пятёрку за то, что все предыдущие годы учебы ты был безукоризнен, за то, что я не знала с тобой никаких проблем, за то, что ты, в конце концов, не проигнорировал зачёт, и даже что-то отвечал. Но от всей души я желаю тебе главного: пусть в твоей жизни ты никогда не окажешься лицом к лицу перед выбором – совесть или подлость. Я не желаю тебе этих ужасных мучений.

Он не порывался уйти, слушал внимательно, иногда опустив голову, иногда вскидывая свой взгляд на учительницу.

– Иди, – выдохлась она.

Он ушел, а Марина ещё долго сидела в классе, обессиленная, как после битвы, только совсем непонятно, кто был её противником.

Душевную боль залечить иногда сложнее, чем физическую. Спасение было только в суете будничных дел, в той круговерти событий, которые и составляют суть жизни. Требовали внимания другие ученики, семья, свои дети, хотелось, чтобы в решении их проблем вовремя находился нужный и верный помощник. Но совсем не думать о Лёньке, о том, что произошло, она тоже не могла.

…Медаль Лёнька не получил. Не зря так волновалась учительница литературы ещё тогда, на педсовете: не прошло сочинение.

Марина Николаевна не видела его до самого выпускного. Пришла на вручение аттестатов потому, что не хотелось обидеть других её выпускников. Школьный зал был наполнен веселым гулом, торжественной музыкой, все были нарядны и веселы, держал речь директор, выступали учителя и родители, читались стихи и пелись песни, в общем, всё, как и положено по такому случаю.

Счастливые, возбужденные торжеством и предстоящим выпускным старшеклассники готовы были сказать учителям свои добрые слова. И тут вдруг, не дожидаясь команды, встал и через весь зал пошел высокий светловолосый юноша. Один. В полной тишине. Это шел Лёнька. И шел он к Марине. Через несколько секунд, словно спохватившись, следом радостно пошли, побежали к учителям и другие выпускники. Ни на кого не обращая внимания, как будто в зале больше никого и не было, Лёнька подошел, протянул Марине букет цветов и, глядя в