Кактусы у нас не растут - Елена Владимировна Сидорова

книгами, чувствовал своё превосходство, когда узнавал, что Алла каких-то книг ещё не читала, иногда проверял Аллу на знание настоящих фамилий классиков, скрывавшихся под известными всему миру псевдонимами. И удивлялся, если она вдруг давала правильный ответ. А вообще-то, и мать, и сын были всегда ей рады. Поили чаем со сладостями. Женька сыпал анекдотами, маменька смеялась и любовалась сыном.

После школы Женька поступил в музыкальный колледж по классу скрипки. Благополучно окончил его и выбрал себе работу, абсолютно не связанную с музыкой. И у Женьки была скрипка. Не Страдивари, конечно, но что-то близко, настоящий, дорогой музыкальный инструмент.

То, что Алла не умела играть на скрипке, не имело никакого значения. Эта скрипка была сейчас очень нужна для открытого урока по Вивальди.

На этот раз Алла сама напросилась в гости, не вполне уверенная, что сумеет заполучить драгоценный инструмент. Женька с маменькой как всегда были безмерно рады её появлению, опять пили чай, Женька рассказывал анекдоты, и они втроём безудержно хохотали. Скрипку Алла всё же получила, в придачу Женька дал почитать какую-то редкую книгу, с обязательством непременно вернуть. Казалось, что книга для него была более ценной, чем сама скрипка.

На открытый урок гостей набилось в кабинет раза в два больше, чем учеников. Алла предусмотрительно убрала скрипку подальше от глаз, готовя для всех сюрприз.

…То, что урок не заладился, Алла поняла сразу. Что бы она ни рассказывала, о чём бы ни спрашивала, класс не реагировал, ему почему-то было неинтересно. Гостям, а это был очередной семинар для директоров и завучей школ, наоборот, было интересно, как Алла выкрутится из этой ситуации, когда ученикам ни тепло, ни холодно, когда глаза не горят, и каждый ответ приходится «вытаскивать клещами». Конечно, всё можно было списать на волнение школьников перед таким мощным нашествием гостей и их страх ответить неправильно. Но все ждали мастерства учителя, как бы говоря: «Ну-ну, покажите-ка нам, победительница конкурсов, свой высокий уровень».

Звучала музыка Вивальди. От барочных перепадов динамики, от пронзительно взволнованного трепета солирующей скрипки у Аллы бежали мурашки по коже, причем всегда, сколько бы раз она не слушала эту музыку. Дети сидели вежливо отрешенные, никакие мурашки у них не бежали. Это был провал. Алла заливалась горячим румянцем стыда и беспомощности, мысли лихорадочно метались в поисках выхода из этой неприятной ситуации. Хотелось убежать с этого урока, уйти из класса, с работы и вообще в никуда.

Алла замолчала, постояла в задумчивости несколько секунд в абсолютной тишине, затем отошла к подоконнику, отодвинула легкую занавеску и вернулась к учительскому столу со скрипичным футляром в руках. Это было что-то новое. Шестиклассники оживились, их глаза засверкали индикаторами включённости. Медленно, как факир в цирке, щелкнув замочками, Алла стала открывать таинственный футляр. Не глядя на учеников, она поняла, что это тот спасительный крючок, на который клюнула сонная и ленивая рыбка.

Алла бережно достала из футляра матовый, темного дерева инструмент. Класс был готов рвануть со своих мест, чтобы вблизи посмотреть на настоящую, не нарисованную на картинке, живую старинную скрипку и, может быть, даже принадлежащую самому Вивальди.

И совершенно не умея играть на скрипке, лишь изредка касаясь смычком скрипичных струн, Алла продолжила рассказ о композиторе, о его жизни и музыке, о его любимом инструменте. И скрипка, казалось, понимала её, отзывалась сочным, ярким, красивым звуком на любое прикосновение. Класс замер, затаив дыхание. Класс не заметил, как музыка уже звучала в записи. Класс махал руками, чтобы задать тысячу вопросов. Гости тоже оставили в стороне свои критические наблюдения.

…Совершенно опустошенная, без сил, в полном недоумении, как могло случиться, что такой интересно задуманный урок почти провалился, Алла побрела в школьную столовую, чтобы хоть как-то отогреть свою измученную душу.

За обеденным столом сидели свободные от уроков учителя, обсуждая свои, как правило, школьные проблемы и радости.

– Ну, как? – спросили они Аллу.

Она махнула рукой:

– Кошмар. Провалилась бы по полной программе, если бы не скрипка. Вот тебе и Вивальди.

– Вивальди? – тут же откликнулась Нина Николаевна, учительница русского языка и классный руководитель того самого класса, с которым Алла только что пережила не самые лучшие минуты своей жизни.

– А у нас вчера был совершенно замечательный классный час о Вивальди. Его провела Катюша, студентка-практикантка. Ой, как интересно она рассказывала, я даже тетради проверять перестала, – продолжала беспечно восхищаться Нина Николаевна.

– Что??? – изумилась Алла. – Она рассказывала о Вивальди?

– Да, – радостно продолжила учительница. – Катюша – прелесть, замечательная девочка, мы все так заслушались, что и уходить не хотелось.

– Так вот оно что, – простонала Алла. – Эта ваша замечательная девочка почти сорвала мой открытый урок. Господи, если бы не Женькина скрипка…

Когда Алла снова пришла к Женьке, то за традиционным чаем среди бесконечных анекдотов, неизвестно как умещавшихся в Женькиной памяти, она уже рассказывала маменьке с сыном всю эту историю в лицах, перекручивая безысходную мрачность события на оптимистический лад.

Алла вернула редкую Женькину книгу, а в скрипичный футляр положила большую плитку шоколада.

Ей оставалось только надеяться, что Женька найдет там шоколадку, когда откроет футляр, чтобы проверить сохранность скрипки.

А если не откроет?

Лягушка-путешественница

– Мама, – канючит Кирилл целый вечер, – помоги мне.

– Ну, что тебе, Кира? – вздыхаю я устало, завершая все хозяйственные дела на кухне.

– Мне нарисовать надо. У меня без рисунка не примут, – жалуется сын.

– Что не примут?

– Задание по английскому без рисунка.

«С ума все посходили, что ли, – мысленно возмущаюсь я. – С какого перепуга задание по иностранному языку не принимают без рисунка?»

Сын не умеет рисовать. И я не умею рисовать. И вообще никто у нас в семье не умеет рисовать. Да, это он по адресу, называется, обратился. Кира об этом знает, но к кому же тогда обращаться за помощью?

– Что хоть нарисовать-то? – безнадежно спрашиваю я.

– Лягушку-путешественницу.

– Лягушку? – радуюсь я. Лягушка – это то единственное, что я могу хоть как-то изобразить. Меня научила мама, потому что и она кроме лягушки тоже ничего больше рисовать не умеет.

Я забираю у Киры листок, усаживаюсь за кухонный стол и уверенно начинаю действовать по заученному с детства алгоритму: скобочка сверху, скобочка снизу, посередине горизонтальная линеечка – голова. Две скобочки покруглее над головой – глаза. Скобочка слева, скобочка справа – туловище, а дальше сплошные палочки: палочки-ручки, палочки-ножки, палочки-пальчики, и, наконец, кружочки на пальчиках. Уф!

– Ну, вот тебе и лягушка, – вполне довольная своим шедевром, говорю я сыну.

– А путешественница? – спрашивает