Когда лопата у могильщика ржавеет - Алан Брэдли

Но зачем утруждаться, если меня никто не услышит?

Крики были придуманы человечеством, чтобы звать на помощь. Но если рядом нет ушей, это бесполезная трата сил.

– Крошки! – сказала я в темноту, и это меня рассмешило. Наверное, рептильная часть моего мозга машинально предложила классическое решение, как выйти из лабиринта, – след из крошек. Я удержалась, чтобы не залезть рукой в карман.

Если подумать, это очень смешно. Бесстрашная Флавия охотно пошла следом за молчаливым американским Хи-Мэном[37] в подземный бункер. Фели и Даффи смеялись бы до слез.

Но Фели и Даффи здесь нет. Я в одиночестве.

Не то чтобы я впервые оказалась в такой ситуации. Как-то раз меня связали и заперли в чулане рядом с библиотекой в Бишоп-Лейси, но тогда условия были более цивилизованными по сравнению с теперешними.

Мой хохот сменился хихиканьем – и прекратился. Что можно придумать, когда ты в темноте? Сержант сказал, что от темноты еще никто не умирал, и наверняка он прав. Но кому-то удавалось сделать что-то полезное в кромешной тьме?

Бывало ли такое?

Верите или нет, но первым делом я вспомнила о поэте Джоне Мильтоне. Он написал «Потерянный Рай» и «Возвращенный Рай» после того, как ослеп. Даффи рассказывала, что Мильтон поразительно много помнил и что утрата зрения послужила стимулом для невероятной работы памяти. История битвы между Богом и Сатаной была навеки запечатлена человеком, который не видел даже кончиков своих пальцев. Вот вся истина о борьбе между светом и тьмой.

А теперь я вижу ровно то, что видел Мильтон. Что из этого сможет извлечь мой мозг?

Я напряженно сосредоточилась и собралась с мыслями. Это способ дядюшки Тара справиться с бессонницей. Его дневники были исписаны полезными советами, которые мне время от времени помогали, и сейчас именно тот случай.

Темнота.

Что ж, во-первых, темноту можно услышать. Во мраке звуки заметно отличаются, они как будто усиливаются и фокусируются. Может быть, когда зрение прекращает работу, мозг увеличивает громкость в ушах? Я взяла на заметку мысль о том, что нужно организовать ряд экспериментов для подтверждения этой теории и, возможно, получить Нобелевскую премию.

Но сейчас нет времени.

Мое второе наблюдение – запахи в темноте меняются. Может быть, работает тот же принцип, что со зрением, но этот острый кислый запах тоже усилился, и я от него почти задыхалась.

Я подумала о кислородном голодании.

Но затем мне в голову уже пришла другая мысль, и я начала действовать соответственно. Я высунула язык и лизнула стену. Привкус неприятный – цемент, копоть и масло. Но мне не с чем сравнивать, отсутствовала точка отсчета. Надо было лизнуть стену, когда я находилась в освещенном коридоре.

А теперь я оказалась в кромешной темноте.

В этот момент включился свет – снова ряд слабых лампочек, исчезающих вдали.

Ослепленная, я улыбнулась.

Однажды викарий посвятил целую проповедь объяснению строчки «Веселое сердце делает лицо веселым»[38], а меня вряд ли можно назвать девочкой с веселым лицом. Я не собираюсь пучить глаза и ухмыляться, как сельская дурочка, чтобы выглядеть блаженной. Хотя я не грустна, обычно в присутствии других сохраняю серьезное выражение лица. Легкий способ изоляции от окружающего мира.

Но сейчас, в этом жутком коридоре, должна признаться, что не смогла сдержать улыбку, хотя никто этого не увидел, и мне стало так хорошо, что я улыбнулась снова.

Я пришла к выводу, что лучшая улыбка – это улыбка самой себе. Знаю, звучит раздражающе, но это так.

Все дело в лампочках. Пусть тусклые, но они указывали путь, как стрела.

Я отряхнулась от пыли и грязи. Меня ждет Минотавр, и я в таком нетерпении, что уже почти чувствую запах говядины. Или чего-то вроде того.

Я пошла по коридору, обращая внимание на множество проходов и закрытых дверей по обе стороны. Это напомнило мне стальные загоны, которые используют для погрузки скота в железнодорожные вагоны. Однажды на станции Доддингсли я видела, как мужчины мокрыми мешками загоняли коров на пандус, и меня чуть не стошнило в траву[39].

Я осторожно продвигалась вперед, но остановилась, услышав монотонное гудение, которое как будто доносилось со всех сторон одновременно. Оно становилось все громче, и в конце концов сверху что-то загрохотало и послышался скрип шин. Коридор сотрясался, и шум отдавался эхом, пока звук не стих вдали.

Это приземлился самолет. Я уверена. Значит, нахожусь точно под взлетно-посадочной полосой. Двери и люки, которые я заметила, – по всей видимости, бензозаправщики.

Какое облегчение. Я не так далеко от цивилизации. Образ Минотавра слегка померк в моем воображении.

Именно в этот момент я наступила на крысу. Не заметила ее под ногами и подозреваю, что эта пакость притворялась мертвой, пока я не наступила ей на хвост, и она не рванула прочь в манере, свойственной всякой дряни вроде нее и тому подобных.

Что касается меня, я чуть не пробила головой потолок, если вы понимаете, о чем я. Эта дрянь не столько напугала меня, сколько застала врасплох. Я не боюсь грызунов, и за последние годы мне не раз доводилось иметь с ними дело. Подземная гидравлическая система, некогда питавшая фонтаны Букшоу, – убежище для огромных колоний крыс, но благодаря Доггеру они знают свое место.

Мне известно, что, если пойти за крысой, она приведет к еде. Если в этом пещерном лабиринте есть другие человеческие существа, крыса их найдет. Поэтому я решила следовать за ней. Не то чтобы у меня было много вариантов, с учетом того, что она бежала по тому же коридору, по которому шла я.

Но я решила, что, если крыса побежит в другом направлении, я последую за ней.

И это не заняло много времени. Коридор свернул налево, пакостница добежала до поворота раньше меня, и, когда я оказалась там, она исчезла. Как будто в воздухе растворилась.

И потом я почувствовала запах. Древесный дым! Откуда он доносится?

Где дым, там огонь, а где огонь, там часто бывает еда, а где есть еда, там бывает кто-то – или что-то, – чтобы ее съесть.

Может быть, я ближе к Астериону, чем думала. И он ко мне.

При мысли об этом у меня волосы на затылке встали дыбом.

Замедлив шаг и осматриваясь в поисках какого-нибудь отверстия в бетоне, почувствовала его раньше, чем заметила: по щиколоткам скользнуло дуновение воздуха, слабое, но отчетливое.

Я встала на четвереньки и почти сразу же нашла это – металлическую решетку на