Когда лопата у могильщика ржавеет - Алан Брэдли

У меня неоднозначное отношение к чаю. С одной стороны, я его обожаю, потому что в нем содержится изрядная доза дубильной кислоты – любопытного сочетания водорода, кислорода и углерода, которое совсем недавно использовалась в делах об отравлении стрихнином благодаря свойству осаждать яд до состояния безвредной соли, образуя водородные связи. С другой стороны, в сочетании с животным желатином дубильная кислота превращает шкуру животного в кожу, и, хотя я родилась в племени крепких желудков, меня не очень радует мысль о том, что мои внутренности превратятся в шотландскую волынку.

– Думаю, сегодня лучше чашку какао, – попросила я миссис Мюллет.

После встречи с отцом в Литкоте меня продолжало подташнивать. Оксид азота в какао окажет успокаивающее воздействие, понизив кровяное давление. Впереди целый день, и я понятия не имею, с чего начать.

В гильдии девочек-скаутов заставляют петь песни о том, что надо сделать шажок, начать двигаться и так далее. Я всегда считала, что это глупый совет для тех, кто на грани. Лучшее, что можно сделать, это хорошенько осмотреться по сторонам, перед тем как пошевелить хотя бы пальцем, и именно таков был мой план.

Я сумела пережить завтрак, сделав вид, что я надулась. Поскольку Даффи – эксперт по дурному настроению, она даже не заметила мое молчание, и натянутой улыбки миссис Мюллет было достаточно.

Откусив кусочек тоста, я отодвинула стул и встала из-за стола.

– Передай миссис Мюллет, что я скончалась от черной чумы, – сказала я Ундине.

– Понял, прием, отбой, – ответила она.

Я ушла, пока здесь не совершилось еще одно убийство. И отправилась прямиком в оранжерею. Никто меня там не побеспокоит.

Я обнаружила Доггера за приготовлением инсектицида из китового жира и эмульсии керосина в цинковой лейке.

– Как дела, Док? – спросила я голосом Багза Банни, пытаясь поднять себе настроение. Это крик в пустоту в попытке продолжить мост через великий залив, разверзнувшийся между нами? Теперь я знаю кое-что жизненно важное, что неизвестно Доггеру, и я не уверена в собственных ощущениях.

– Трипсы[47], – сказал Доггер и умолк.

Знает ли он об отце? И если нет, должна ли я рассказать ему?

– Ночью шел дождь, – беззаботно сказала я.

– Да.

– Доггер, – продолжила я, – мне нужен совет.

– Да, – сказал он.

Было ли это «да» с вопросительным знаком на конце, означающее «Какой совет вам нужен?» Или «да» с восклицательным знаком, подразумевающее «Еще как нужен!»?

– Ты умеешь хранить секреты? – спросила я.

– Не особенно, – ответил Доггер.

– Не особенно? – повторила я.

– Я могу хранить секрет, если меня попросят об этом, но я против секретов как концепции. В поистине цивилизованном обществе они не должны существовать.

– А! – заметила я.

– Полагаю, – продолжил Доггер, – что мне больше претит просьба хранить секрет, чем сама необходимость хранит секрет.

– А! – повторила я.

– Возможно, вы припоминаете, что Тимиха из Спарты, находясь на последних месяцах беременности, откусила себе язык, чтобы не выдать секреты Пифагора тирану Дионисию. Она выплюнула свой язык ему под ноги.

Как только мне подвернется возможность, я должна почитать про эту милашку Тимиху. Она мне по душе.

– Разумеется, есть закон о государственной тайне, – продолжал Доггер, – но это совершенно другое дело. Большинство античных философов, в том числе Конфуций, Платон и Аристотель, считали, что самое главное – это добродетельная дружба.

– Ты в это веришь?

– Да, – сказал Доггер, отлив немного инсектицида в ребристый резиновый пульверизатор. – Эти античные джентльмены редко ошибались.

– Значит, я тоже буду в это верить, – объявила я.

– Очень мудро, – сказал Доггер и удалился к розам.

Вот оно что. Решение упало на меня, как яблоко на Ньютона.

Я буду хранить секрет отца, думала я, возвращаясь из оранжереи. Но поскольку у меня не может быть добродетельной дружбы с ним, она будет у меня с кем-то другим.

Я подождала, пока Ундина отчалит в Святой Танкред на урок по конфирмации. Тетушка Фелисити настаивала на ее посещениях, невзирая на обстоятельства.

«Эта девочка нуждается в руководстве, – сказала она. – Хотя бы свыше». И она издала свой фирменный сердечный иронический смешок. Мне хотелось удушить ее. Сердечные иронические смешки заставляют меня бить во все колокола от тревоги, даже когда они исходят от членов семьи. Особенно от членов семьи.

Меня заставили сопровождать Ундину на первые несколько занятий. Не спрашивайте почему. Пути Господни неисповедимы. Поэтому я решила пропустить сегодняшний урок. Это дитя не нуждается в вооруженном эскорте.

На первом занятии она промычала: «Ибу сказала, что все священники бьют по пустому ведру».

«Что ж, дитя, – с ласковой улыбкой ответил викарий, – может, и так, но многие обнаруживают, что это ведро наполнено верой».

«И что такое вера?» – поинтересовалась Ундина.

«Это тайна», – сказал викарий.

«Ибу говорила, что все, кто пытаются объяснить что-нибудь, называя это тайной, – проходимцы», – заметила Ундина, скрестив руки.

Викарий бледно улыбнулся и сказал: «Твоя Ибу очень заботилась о тебе, – и добавил, как будто ему в голову пришла запоздалая мысль: – Она что-нибудь еще говорила?»

Я разгадала его стратегию. Он пытался обнаружить скрытые мины, перед тем как продолжить урок.

«Да, – заявила Ундина, расставив ноги и уперев руки в боки. – Она сказала, если Дарвин был прав, почему так получилось, что у Иисуса нет живых потомков?»

«Отличный вопрос, – заметил викарий. – Возможно, со временем мы дойдем до него».

Когда я открыла дверь на кухню, мои мысли на секунду вернулись к отцу, потом внезапно к миссис Мюллет, и тут меня парализовало: что, если она тоже член «Гнезда»?

Охваченная дрожью, я замерла на пороге. Эта мысль никогда не приходила мне в голову, хотя я знаю миссис Мюллет всю жизнь.

Почему бы и нет, подумала я. Она целую вечность рядом с отцом, который вполне может быть самым большим из всех больших колес. И кто заподозрит деревенскую кухарку?

Она такая же невидимка, как и я.

Мой язык зачесался от желания спросить ее, что она выяснила на чаепитии «Ворчливых наседок», но что-то в глубине души заставляло меня осторожничать: делиться секретами с неподходящим человеком смертельно опасно.

Что происходит в голове у этой женщины? Когда инспектор Хьюитт явился допросить ее, она была вне себя от волнения из-за того, что ее подозревают, а потом наедине со мной и Доггером призналась, что это была игра. В ее безумном смехе, когда ее охватили воспоминания, крылось что-то более, намного более глубокое, чем ошибка опознания.

Тем не менее мы поклялись защищать ее. Так или иначе, она могла стать орудием убийства. Если только она не рассказала нам всю правду, тогда это будет нелегко.

Я беззаботно проскользнула на кухню.