Шаг с крыши - Радий Петрович Погодин

Анука нетерпеливо ногой топнула.

— Что Я умеет делать?

— Тише ты, — сказал Витька печально. — Не напирай. Я должен подумать… Рыбу ловить умею!

Анука заулыбалась.

— Пусть Я поймает рыбу.

— Давай удочку.

— Я опять говорит непонятно.

Витька встал, показал ей, как закидывают крючок, как подсекают рыбу. Анука следила за его действиями, наморщив лоб.

— Удочку давай, говорю. У-доч-ку. — Витька почесал голову. — Впрочем, для тебя что удочка, что ракета — все равно туман. Заря человечества. Каменный век. Не умею я рыбу ловить без крючка. Ничего не умею! И отстань от меня. Может, я с голоду хочу умереть. — «Ну и попал, даже подзатыльник нельзя дать — копьем проткнет». — Тебя бы к нам. Мы бы тебе показали человеков. Увидала бы самолет, сердце бы от страха лопнуло.

— У Ануки нет страха. Анука не кричит «Ой, мама, мама, мама!» Человеки очень отсталые люди. Человеки ничего не умеют.

— Отцепись! Отцепись, говорю! — Витька бросился к выходу из пещеры. Анука догнала его в два прыжка. Схватила за шиворот.

— И не держи! — вопил Витька. — Я сейчас выскочу. Пускай меня тигр сожрет! Пусть меня мамонт затопчет!

В пещеру текли запахи трав. Солнце стояло как раз против входа, будто пылающая заслонка, которую отодвинь — и выйдешь в иной мир, привычный и безопасный.

Витька вырвался из цепких девчонкиных рук, шагнул было вперед, но тут перед ним в ослепительном солнечном жгучем потоке возникла четвероногая тень. Два прямых острых рога торчали над нею. И она двигалась прямо на Витьку.

Анука толкнула его за камень. И Витька почувствовал, сколько силы в ее тонких руках.

— Пусть Я молчит, — прошептала Анука, сжав копье побелевшими пальцами.

Низкоплечий, скуластый воин тащил на плечах раненого. Два копья торчали над ними. Две дубины, тяжелые и суковатые, и два каменных топора свисали к земле. Воин положил раненого, подсунул ему под голову камень. Раненый приподнялся, прошептал хрипло:

— Зачем Тых принес Тура в пещеру? Тур враг Тыха. Тур из племени хапов. Тых из племени хупов. Хапы и хупы воюют.

Низкоплечий скуластый Тых запустил обе руки в черные волосы. Казалось, он хочет раздвинуть черепные кости, чтобы дать своим мыслям свободу.

— Пещерный медведь повалил Тыха. Тур медведя убил. Тур спас Тыха. Тых не может убивать Тура.

— Война есть война. Тых знает закон войны?

Тых закрутился на месте, размахивая дубиной.

— Лучше оставить жизнь волку или леопарду, чем воину из враждебной орды. Хап, которого хуп не убил сегодня, придет завтра, чтобы убить хупа. Так было всегда.

— Тых знает закон людей?

— Знает, — прорычал Тых. Мускулы на его плечах вздулись. — Люди иных племен ненавидят друг друга больше, чем носорог ненавидит мамонта, — сказал он, почти задыхаясь.

— Тогда убей Тура.

Тых замахнулся дубиной, зарычал дико. И грохнул дубиной о соседний камень так, что твердое дерево лопнуло. И сказал изумленно:

— Тых почему-то не может.

Новое чувство пугало его. Он, наверно, страдал, слушая, как ширилась и добрела его дремучая душа.

И вдруг словно лопнул тонкий висячий камень.

— Тых из враждебной орды! Анука убьет Тыха! — Анука вскочила, замахнулась копьем. Но метнуть копье не успела — на ее руке повис Витька.

— Что ты делаешь? Они же нас, как клопов — одним пальцем!

Тых прыгнул к камню, схватил их обоих и приподнял.

Витька увидел каменные бугры мускулов, густую гриву волос, крепкие, свисающие козырьком брови.

«Все, — тоскливо подумал Витька. — Задавит…»

Воин бросил их на землю.

— Дети лягушек! Тых не воюет с детьми. Когда Тых был ребенком, дети не совались в раздоры взрослых. Дети почитали воинов и охотников, как шакалы почитают тигра. Сейчас дети отрастили длинные языки.

В этих словах Витька уловил что-то знакомое, видимо, вечное, но не успел обдумать и сообразить что. Анука вскочила, гордо вскинула руки над головой.

— Анука не дочь лягушки! Отец Ануки — вождь хапов Гы! — Она трижды подпрыгнула на одной ноге и трижды выкрикнула: — Хапы будут владеть саванной!

— Пока еще хапы не завладели саванной, Тых оттаскает Ануку за уши. — Тых попытался это проделать. Но Анука отскочила, едва коснувшись ногами земли.

— У Ануки сердце рыси, ноги оленя, глаза ястреба. Пускай Тых сначала догонит Ануку, потом угрожает.

Воин даже и не взглянул на девчонку. Он рассматривал Витьку, как рассматривают люди зверька незнакомой породы, не зная, что ожидать от него — а вдруг он тебе в глаз какой-нибудь гадостью брызнет.

Витька млел от смущения.

— Здрасте, — сказал он, шаркнув ногой. — Я с вами вполне солидарен — она много хвастает. Не мешает нащелкать ей для порядка.

Воин ему не ответил, только лоб сморщил, будто гармонист сомкнул у гармошки мехи. Витька облизал пересохшие губы.

— Я тут случайно… Пролетом…

Тых пощупал Витькину тужурку.

— Школьная форма, — сказал Витька. — Одежда.

Тых посмотрел ему на ноги. Витька съежился.

— Ботинки — кеды. Я уже объяснял товарищу, — он кивнул на Ануку. — П-популярно рассказывал.

— Из какого племени Я? — спросил Тых.

Анука засмеялась, задергалась, словно ее щекотали.

— Я из племени человеков. Человеки еще не научились выражать свои мысли. Человеки не страшны хапам и хупам.

Тых посмотрел на Ануку, словно учитель, попавший впросак.

— Пусть Анука подождет, пока ее спросят… Тых не слышал про человеков. Может быть, Тур слышал?

— Тур не слышал, — прошептал раненый. Глаза его были закрыты. На смуглых щеках уже появился серый налет. — Тур хочет мяса.

Витька почувствовал тревогу при слове мясо. И не зря он ее почувствовал, и вполне своевременно.

Тых смотрел на него остановившимися глазами.

— Охотник и воин не может без мяса, — бормотал он, плотоядно облизываясь. — Тых не ел со вчерашней зари…

В черных его глазах Витька заметил голодный блеск, «Сожрут, как кильку, с костями». Витька прыгнул за камень.

— Не ешьте меня, я невкусный!

Кому хочется погибать так бесславно. Принялся было Витька выкрикивать заклинания, но тут раздался Анукин голос. Звенело в нем бесстрашное возмущение:

— Разве хупы едят людей?!

Тых ответил с досадой:

— Теперь не едят. Хупы не берегут хороших традиций. — Он шмыгнул широким носом и вдруг спросил: — А что человеки едят? Раз они такие отсталые. — Тых даже и не старался скрыть простодушной надежды. — Человек человека ест?

— Что вы, что вы! — закричал Витька. — Мы травоядные. — В солнечном луче возле камня росла мелкая травка. Витька сорвал ее, принялся жевать. — Травоядные мы. Растительноядные. — И он улыбался, пуская зеленые горькие слюни. Анука поморщилась.

— Я умеет питаться травой. Я сын козла.

— Остришь, да? Пользуешься? Моего отца зовут Аркадий. Он кузнец на заводе. — В Витькином