Мальчик и танк - Иосиф Ионович Дик

Свесив босые ноги, Курт сидел на верхней койке и, подперев ладонью подбородок, с любопытством наблюдал за Саней.

Она была чем-то раздражена. Перетряхивала одеяло, бросала из стороны в сторону подушку, становилась на четвереньки и заглядывала под койку. Потом, заметив взгляд Курта, накинулась:

— Ну, чего смотришь?! Мою ленточку для волос не видел?

— Найн.

— А гребенку — такую поломанную? — Саня была в майке и трусиках, с распущенными волосами.

Курт с покровительственной усмешкой — о, женщины! — полез в свой кителек, аккуратно висевший на крюке, и, достав из кармана расческу, протянул ее Сане.

Она небрежно бросила расческу на тумбочку и снова стала искать.

— Черт, черт, поиграй и отдай! — бормотала она. — И юбка куда-то запропастилась… У тебя там случайно на койке нет?

Курт не спеша откинул свою подушку, заглянул под узкий матрац:

— Найн!

— «Найн», «найн»! — передразнила его Саня. — Сам небось стащил, а теперь глазки невинные строит.

Саня приподняла газетку на тумбочке, а под ней — ой! — ленточка и поломанная расческа. Девочке стало стыдно перед Куртом, но она сказала:

— С врагом свяжешься — всегда так бывает.

В каюту, постучав, вошел Волков. Положил на тумбочку принесенные брезентовые робы.

— Тут сухое, — сказал он и, оглядев ребят, улыбнулся: — Ну, робинзоны, как спалось?

— Данке шон, — мрачно ответил Курт.

— Крокодилы виделись! — еще не забыв вчерашнего конфликта, огрызнулась Саня.

— Ух ты, как страшно, — улыбнулся Волков. — Тогда пойдем к речке, крокодил!

Он по-отечески оглядел ее не очень-то чистую майку, тронул рукой волосы. Потом через коридорчик подвел Саню к умывальнику.

В маленьком закутке он снял с себя китель, повесил его на крючок и взял в руки мыло.

— Слушай, а что это за человек рядом с тобой? — спросил он тихо у Сани. — Ты его давно знаешь?

— Кого? Курта, что ли?

— Ну да.

— Да какой он человек?! Фашист! Понятно?

— Что ты говоришь?!

— Это вы — что говорите? Ведь я-то могу быть пионеркой? А он — фашист!

— А что — верные слова… Ну ладно, наклоняй голову и закрой глаза.

— Вы что, меня мыть хотите? Я и сама могу.

— Делай, как тебе дядя Миша говорит!

— Дядя Миш, — усмехнулась Саня, — ну, честное слово, не надо!

— Ничего, потерпишь. — Командир решительно наклонил Санину голову и стал намыливать волосы.

— А вы как мама… — похвалила его девочка, — только уж больно скребете.

— Посильней поскребешь — почище пойдешь, — сказал Волков, с удовольствием взбивая пену. — А у тебя мама где — в партизанском отряде?

— Не… ее убили.

— А папа? — перестав намыливать голову, спросил Волков.

— Он в гестапо сидит. Ну что ж вы не льете, глаза уже щиплет.

Волков открыл кран и лихорадочно заскреб Санину голову.

— Слушай, придем на Большую землю, будешь в моей семье жить… Хочешь?

— Не-а, я дядю Симу не брошу, он меня бросил, а я его — нет, — бесхитростно отвечала Саня.

— А я, что — плохой, да?! Вот спроси у моих дочек, какой я папа!

— А вы и Курта могли бы взять к себе?

— Могу и Курта, — серьезно ответил Волков.

— Да вы что, сдурели?! — ахнула Саня. — Я же пошутила!

— Звонок! — Волков легонько щелкнул ее по макушке за грубость. — Смотри у меня!

IX

Рыжеватый, веснушчатый кок, в белом колпаке и переднике, держа в руках бачок с кашей, вел за собой по коридорчику Саню и Курта. Подойдя к кают-компании, он легонько толкнул ногой дверь и, распахнув ее, спросил у сидевшего за столом Волкова:

— Разрешите войти?

Командир кивнул. Он был гладко выбрит, подтянут. Перед ним, на белоснежной скатерти, поблескивали три фарфоровых прибора.

— Здрасьте! Давно не виделись! — весело сказала Саня, заходя в каюту вслед за коком.

— А тебе кто разрешил войти? — вдруг, нахмурясь, спросил Волков.

— Никто… — опешила Саня.

— Закрой дверь, а потом снова войди и спроси разрешения.

Саня с Куртом попятились, закрыли за собой дверь и молча переглянулись. Потом Курт постучал в дверь.

— Да! — раздалось за дверью.

— Разрешите войти? — спросила Саня, заходя в кают-компанию.

— Я… можно вход? — повторил за ней Курт. — Гутен морген!

— Войдите!

— Здравия желаю, товарищ командир! — посмотрев на Курта, тут же выпалила Саня и села за стол.

— Здравия желаю! — сухо сказал Волков. — А кто тебе позволил сесть? Садиться можно только по моему разрешению. Ты на флоте!

Лицо у Сани вытянулось, она встала.

— Садитесь!

Наконец ребята уселись и в восторге уставились на сверкающий стол: сливочное масло! Галеты! Сгущенное молоко!

Салфетки! Хрустальный графин с водой!

Волков разглядывал ребят. Оба они были аккуратно причесаны, в чистеньких парусиновых брюках, с подвернутыми рукавами.

— Разрешите? — спросил кок, до сих пор с еле заметной улыбкой наблюдавший за сценой воспитания.

Волков сделал жест рукой, и кок стал раскладывать по тарелкам кашу с котлетами. Быстро протерев салфеткой две рюмки, он механически поставил одну перед Куртом, но тут же спохватился, переставил ее к командиру.

Волков налил в рюмку вина, сделал глоток и удовлетворенно чмокнул.

— Ну что, можно начинать? — нетерпеливо спросила Саня.

— Можно…

— Унд их? — спросил Курт.

— Я… битте, — по-немецки ответил ему Волков. — Ним буттер унд кёзе.

— А что вы ему сказали? — ревниво спросила Саня.

— Возьми масло и сыр.

— А я?

— Ты и так не растеряешься! — усмехнулся Волков.

Курт намазал хлеб маслом и… протянул его девочке.

Волков взглянул на Курта, сделал знак коку, и тот подбавил мальчику каши.

Саня была очень удивлена такой галантностью мальчика и, порыскав глазами по столу, пододвинула к его тарелке соль и перечницу.

Кок и Сане подбавил каши.

— Ну хватит! — улыбнулся Волков. — Обмен любезностями окончен. Приступайте, а то каша остынет.

Ребята с удовольствием заработали ложками.

— …Вот когда я жил у дедушки, — с юморком продолжал Волков, — он у меня пастухом был…

— И вы на пастуха похожи… — сказала Саня, откусывая с вилки котлету. — Схватили меня, как овечку…

Волков смущенно посмотрел на кока и вдруг приказал:

— А ну встать!

Саня с недоумением поднялась с места.

— Ты как разговариваешь с командиром?!

— А что я сказала? Пастух…

— С командиром так нельзя разговаривать! Понятно?

— Да…

— Садись!

Саня уткнулась в тарелку. Кок еле заметно улыбнулся — вот дает прикурить командиру! — и тут же погасил улыбку.

— Так вот, этот дедушка, бедный человек, — Волков поднял указательный палец, — имел восемь внуков. Восемь! И когда мы, мальчишки, дрались между собой, он всегда нам говорил: «Лучше худой мир, чем добрая ссора».

— Я знаю, к чему вы это говорите, — сказала Саня, посмотрев на Курта. — А я его все равно ненавижу… Он против нас, а вы